Война очень быстро накатывала на нас. Уже бомбили Могилев. Белыничи заметно опустели. Многие на повозках с лошадьми уезжали в деревни к родственникам. Мой отец не был призван в армию по возрасту. Ему было 53 года. Буквально за день до прихода немцев, погрузив пожитки на тележку и, конечно, с козами, мы тоже направились в деревню. Мы шли по проселочной дороге. Иногда по ней кто-то проезжал на телеге, редко проезжали отступающие красноармейцы. К вечеру дорога совсем опустела. Одни мы двигались по ней со своим стадом коз. И вдруг, когда уже стало совсем темно, по дороге стала бить артиллерия. Отец первый среагировал на вой снаряда и крикнул: «Ложись!» Мы с матерью упали на землю, козы заметались вокруг нас, и на нас полетели комья земли. Так мы падали несколько раз, потом отец сказал, что надо сойти с дороги на обочину, что мы и сделали. Через некоторое время обстрел прекратился, и мы снова побрели по направлению к деревне. Наконец мы дошли до деревни и стали проситься на ночлег, но не все нас пускали. Только в каком-то доме хозяева разрешили нам остановиться в саду. Там уже было выкопано несколько неглубоких окопов, и в одном мы устроились на ночь. Рядом с нами были еще какие-то люди. Они негромко переговаривались с моими родителями. Я, наверное, уснула после такого трудного пути, но родители не спали.
А наутро, когда поднялось солнце, мы услышали тарахтенье мотоциклов и послышались голоса: «Немцы, немцы!» В серой форме, с автоматами наготове во двор вбежали немецкие солдаты. «Юде, юде» - послышались их голоса. И они стали у всех проверять документы. После проверки документов их немецкий начальник сказал, чтобы местные жители оставались на местах, а беженцы возвращались по своим домам . Так мы снова по этой же дороге пошли назад в Белыничи. Там, где мы попали под обстрел артиллерии, дорога была вся в ямках и рытвинах.
Когда мы снова появились в доме Марии Климентьевны, она нам сказала, что дом, где мы раньше жили, сгорел. Несколько дней мы жили у нее. За это время немцы наводили в Белыничах новый порядок. Было объявлено, что все евреи должны жить в определенном квартале и носить на одежде шестиконечные желтые звезды. Освободилось много еврейских домов. И мы поселились в одном из них. Этот дом был на улице, которая вела из центра мимо МТС, что была в роще на окраине Белынич, а за МТС начиналось кладбище.
Выкроив время, мои родители пошли на пожарище, посмотреть, что осталось от дома, где мы раньше жили. Когда мы подошли к пепелищу, я увидела печку с длинной трубой, кругом валялись головешки, наша скрюченная железная кровать, второй кровати, никелированной, на пепелище не было. Видно, кто-то, еще до пожара, ее унес из дома. Мама плакала, папа стоял и смотрел на все. И вдруг я увидела два покореженных и обгорелых металлических качающихся кресла, мои любимые игрушки, и тут раздался душераздирающий вопль и плач. Родители поспешили покинуть это место. Так началась наша жизнь в оккупации.