Дневник помощника президента СССР - 139

24 июня

Вчера из ряда вон бездарный день. Не поехал в Успенку. Слушал проигрыватель, который я сначала долго чинил (на самом деле -- портил). Лещенко, Высоцкий, Вивальди -- с фаготом. Потом с Нелей в Манеже. Некто Казатин. 1000 картин на одно лицо -- в основном портреты жены и петуха. Манера -- как если бы идти и брызгать из ведра большой кистью на холст или бумагу. Не волнует. И непонятно... Но в 30 странах выставлялся и самый валютный наш художник.

Шли по улицам. Жарко, утомительно, раздражающе -- особенно под аккомпанемент ее умных высокограмотных рассуждений на разные действительно серьезные темы. Устал как не знаю кто, да еще потом в очередях настоялся за молоком... Очередь подошла -- продавщица кричит в кассу: "Молоко кончилось". И пришлось идти в другой магазин -- напротив "NВ"! -- американского посольства. Сегодня разговор М. С. с Колем. Договорились съехаться в Киеве 5 июля.

А "Шпигель" опубликовал сугубо тайное мартовское письмо М. С. к Колю (там просьба о новом кредите и паушальном соглашении относительно военного имущества).

А в 3 часа -- Койвисто. 95 % времени М. С. рассказывал о наших делах. Это я слышу в который раз. Тот был предельно деликатен и молчалив... Хотя, видно было, чувствовал, что такой сверхоткровенный рассказ ведется не без умысла, чтоб финн не рассчитывал на оплату долгов и был снисходительным в новых сделках.

Когда перешли к переговорам в делегациях, Койвисто стал разговорчивее, насколько это возможно для финна. И протянул идею, на которую М. С. не обратил внимания. Может, она и не была на это рассчитана: дескать, торговый договор 1947 года был для другой эпохи, когда у нас (у Финляндии) была большая экономическая зависимость от вас (от СССР), а теперь можем обойтись без прежних соглашений. (Это, по сути, подкоп и под Основной договор 1948 года...)

В теме о европейских делах М. С. почему-то заговорил о нерушимости границ как святом принципе Парижской хартии. И это после того, как пояснил, что с прибал-тами придется разводиться! Койвисто отмалчивался. Мудро, ибо полемизировать бессмысленно.