Утром зашел к начальнику кинопроката Евгению Константиновичу Войтовичу и проинформировал его о том, что завершаю работу, покажу ее через 14 дней. Прокат ожидает "Лермонтова" с нетерпением, и если фильм им понравится, они все сделают, чтобы хорошо его "прокатить".
Работалось бы хорошо, если бы не осадок от коридорной беседы с одним кинематографистом, снявшим три-четыре невзрачных фильма и переквалифицировавшимся из режиссеров в сценаристы. Некогда он хотел снимать фильм о Лермонтове и сам предлагал мне роль Михаила Юрьевича.
- Ты что, "Лермонтова" снимаешь?
- Да, уже заканчиваю.
- А ты знаешь, был сценарий Саши Червинского.
- Нет, - ответил я, - сценарий Червинского вы мне не давали.
- Ты меня поразил, - сказал он.
- Чем же?
- Своим выступлением на вечере Гены Шпаликова. Тем, что ты там нес...
- Не понял, - прервал я его.
- О спаивании России... Окуджава сказал, если бы он знал, что будет такое, не пришел бы.
Показательная беседа. Не минует меня "чаша сия", и отчетливее стали пониматься слова Михаила Юрьевича:
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья,
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Я, конечно, не имею права сравнивать себя с Лермонтовым, не считаю себя "пророком", но тут мне показалось, что я понял поэта еще больше. Что ж, будем выдерживать и каменья, ведь Лермонтов выдержал.
Свободное копирование
