Отправились мы с Рахиль в Малков переулок. На шестом этаже огромного дома мы встретились с Катей. Жила она с сестрами в продолговатой тринадцатиметровой комнате. Как говорится, «в тесноте, да не в обиде». У них всегда была молодежь, было весело, распивали чаи, играли в карты, домино. Звучала гитара.
Как ни странно, встретила я тут, у Кати, свою судьбу – человека, с которым прожила пятьдесят один год. Часто сидим, вспоминаем молодость.
Знакомы мы были всего две недели, потом он пошел в армию на срочную службу. Осталась я с его родителями, которые жили в Дмитровском переулке в маленькой одиннадцатиметровой комнате. Даже сейчас удивляюсь: как это мы там помещались?
Мы были молоды. Мне было девятнадцать лет, ему двадцать два года. Он хорошо играл на гитаре, мандолине. Часто собирались товарищи, чтобы помузицировать – кто на балалайке, кто на гитаре, кто на мандолине.
Старики были добрые, местечковые евреи, которых сын привез к себе из Черикова, чтобы быть вместе. Читать, писать по-русски не умели, зато хорошо знали еврейскую грамоту. В городе еврейская молодежь изъяснялась и училась на русском языке, а еврейский язык мало-помалу забывался. К сожалению, нынешняя еврейская молодежь совсем не знает своего родного языка. Очень скорбно.
Свадьбы шумной не было! Зарегистрировались в ЗАГСе на Невском проспекте пятого апреля тысяча девятьсот тридцать второго года. Выпили с родителями по рюмочке настойки, и тем дело кончилось. Отныне мы стали вдвоем шагать по жизненному пути, преодолевая все трудности, деля между собой и радости, и невзгоды.
Звали его Рыськин Давид Захарович, по паспорту Зусевич. Я стала тоже Рыскина Ревекка Самойловна, раньше была Эпштейн. Теперь я была прописана в Ленинграде и была полноправной жительницей города.
Устроил меня мой муж туда, где он сам работал и откуда ушел в армию, оставив меня вместо себя.
Свободное копирование
