В большом зале за перегородкой мне отвели стол у окошка. Ведала я картотекой, где числились все частники города Витебска, облагаемые налогами. Выявляла задолжников и злостных неплательщиков, писала повестки и квитанции для оплаты налогов. У окошка всегда была очередь. Выясняли недоразумения или просили отсрочить платежи. Это было еще полдела. Хуже было то, что меня включали в бригады, ходившие на обыски, где описывали имущество у задолжников. Все это обычно происходило ночью. Испуганные, растерянные лица, слезы, возмущение плохо действовали на мою психику. Хотелось плакать и прятаться за спинами других.
Описывали: серебро, золото, деньги, мануфактуру и разные другие ценности (после нэпа). Все это подлежало конфискации.
Приходила домой ночью. Приходилось стучать, чем вызывала недовольство домочадцев.
После таких вылазок на душе – полное опустошение и гадливое неприятное чувство к себе и своим довольно бесцеремонным сослуживцам. Мне явно не подходила такая работа, характер не тот.
В свободное от работы время занималась спортом. Посещала тренировки с большим удовольствием, как дома, только я была старше и чувствовала, мыслила совсем по-другому, да и окружение было другое. Посещала комсомольские собрания, участвовала в самодеятельности, читала стихи. Участвовала в культпоходах в театры. Молодежь тут была интересная, и я не скучала, хотя все мероприятия проводились на белорусском языке.
В финотделе меня приняли в профсоюз. Это давало право на работу в первую очередь. Период с недоимками подходил к концу. Частники сворачивались. Мне предстояло сокращение. Время нэпа уходило в прошлое. Жаль было неприкаянных людей, которым некуда было себя девать; никуда их не принимали.
Был у меня тут дружок. Ходили вместе в театр. Парень был приятный и веселый. Звали его Коля (фамилию не помню).
Время комсомола. Вечера. Дела, дела…