Снова стучат колеса. Москва – и снова вагон. На юг, на юг мчится поезд. Гудауты! Зеленые пальмы – не в кадушках, голубое море – не на открытках. Остановился по первому адресу. Мир тесен. Разговорились – оказалось, чуть ли не в родстве, но в каком-то очень дальнем. На столбах по городу полно старых и новых приклеенных бумажек: «Продается, продается».
Хожу по адресам. Тридцать, двадцать пять тысяч, дешевле нет. Советуют пройти в селение: вон оно, отсюда видно, там дешевле. Плещет ласковое море у самых ног, тут же, за низеньким забором, утопая в зелени цветущего сада, саманный домик с терраской, с огородом за ним. В окошки видны сад и море, бархатный пляж, а вдали синеют горы, а ближе – амфитеатром белые Гудауты. Не рай ли, не мечта? И всего шестнадцать тысяч, но земля не своя, земля колхозная. Чтобы купить, вступай в колхоз. Я готов на все, что мне после лагеря колхоз? Руки есть. Силы тоже. На всякий случай есть «глазное дно» – всегда ослепнуть можно. Селение-то абхазское, а мне какое дело: все мы люди. Иду в колхоз.
– Хочу дом купить, вон там, у синя моря.
– Вступай в колхоз, пиши прошение. Мы на правлении его рассмотрим и решим. Таков устав.
Написал, отдал.
– Приходи через день. Дадим ответ.
Вечером решил я зайти к грузинскому князю, передать поклон и завести знакомство. Сакля вся в коврах, тахта, над ней кавказское оружие висит крест-накрест, сабли и клинки, старинная утварь на полу и князь. Высокий, стройный, седая голова, кавказские усы, черкеска и гостеприимство на лице.
– Садись, душа любезный, гостем будешь. Откуда, как и что? О! Воркута! Бывал я там!
Рассказываю, зачем приехал, что сосватал дом в селении рядом. Князь смотрит на часы.
– Послушай старика! До поезда осталось два часа. Садись и поезжай в Москву. Ты, братец, из одной тюрьмы лезешь в другую. Колхоз – та же тюрьма, да еще в Абхазии, здесь тебя в порошок сотрут. Не думай ни о чем – на поезд и домой. На прощанье – рог вина! Алаверды! Ала…
От князя на вокзал и домой. Знать, не тут, а жаль.
А тот князь грузинский спас нам жизнь. Через два года мощной волной все селение было смыто. Об этом я прочитал в газетах. Ласковая волна плещется у самого дома, а в нем я и она, да златокудрая Маришка! Зачем, для чего, с каким сокровенным смыслом хранит, бережет и ведет нас Божия рука по темным лабиринтам жизненных путей?
Вторая попытка найти пристанище не обошлась без участия в ней недобрых людей. Метался я не потому, что манил меня юг, а потому, что человек не знает своей судьбы и ищет ее. Сейчас она мне предельно ясна, когда передо мной, как карты на столе, разложена вся моя жизнь. Ни одной из них не передвинуть, не поменять местами. А завтрашний день открыт: карта лежит рубашкой вверх, и не подсмотришь.
Свободное копирование
