После 1960-х годов, когда началось строительство новых жилых районов, а все окрестные деревни были включены в состав Москвы и жители Москвы настолько сильно перемешались между собой, что районные отличия горожан исчезли. Многие забыли, что в Немецкой слободе жили, в основном, иноверцы и иностранцы. В Рогожской ─ старообрядцы. В Марьиной роще ─ всякий сброд. Краснопрудная-Красносельская была набита просто отребтев ─ проститутками, кидалами, ворам и воришками разных мастей. К тому же голод прокатившийся в конце 1950-х по многим областям, и раздача паспортов крестьянам привела к наплыву в Москву иногороднего народа, создав городско-деревенскую популяцию. Мало кому удалось избежать смешанных с провинциалами браков.
Не оказалась исключением и наша семья. Если моя мать, коренная москвичка в третьем поколении, то мой отец был привезен родителями с Украины прямо перед началом войны.
Для моей бабушки, то есть матери моей матери, это был страшнейший удар. Приезжий! Украинец! На пять лет моложе матери! А моя когда мать сказала, что ее избранник живет около Киевского вокзала в Дорогомилове, то моя бабка громко воскликнула: «Ох! Он еще и с Замоскворечья! Пиздец!»
Кто читал книги конца XIX ─ начала XX века, тому попадалось отношение к Замосковоречью, как к некому «темному» миру, наполненному полуграмотными, диковатыми купцами и развратными купчихами. Это было практически правдой, поскольку многие купцы принадлежали к старообрядчеству ─ самой мрачной христианской секты. Свои капиталы они накапливали потому, что отказывали себе в самых, даже самых, малых радостях. В их семьях жили по-Домостроевски, как жили еще в 15-17 веках. И поэтому отношение к ним и дворянства, практически отвернувшегося от христианства и даже простонародья, придерживавшегося христианства лишь обрядово, было очень негативным. Вот этот момент и вспомнила моя бабка.
Хотя была он 1905 года рождения, но в Москву приехала только в 1910, когда у нее появился братик Саша. А до этого она жила в деревне Ширино Тульской губернии, где и родилась. Да, хотя я пишу, что моя бабка москвичка, но родилась она действительно в деревне. Когда ее матери (моей прабабке) Пелагее Прохоровне пришло время рожать, наступил жуткий 1905 год и муж срочно отправил ее в деревню, подальше от стрельбы и поножовщины. Год или два она прожила с дочерью, а потом вернулась в Москву одна, оставив мою бабушку в деревне, где можно было бы сытно покушать и, как говорится быть подальше от всяческого отребья, заполнившего город после 1905 года. А в Москве предвоенный голод только усиливался и усиливался. И, к тому же, все очень боялись повторения 1905 года.
Свободное копирование
