На вечерней заре, с овчаркой на поводке идет и входит некто. Собака, на нас ученая, сразу на дыбы.
– Фу, пока не трогать! Фу! Кому сказал!
В нашу творческую мастерскую вслед за овчаркой вошло «всевидящее око». Двумя черными точками под нависшими бровями, в мгновение все было насквозь просверлено и изучено. Бездушные, холодные и жестокие две точки, два «зеркала человеческой души» просветили наши внутренности до ануса, ум и сердце – до неведомых глубин. Все существо стоящего против нас «существа» говорило о том, что оно презирает чужую жизнь и смерть во имя счастья всего человечества. Это был рыцарь без страха и сомнений, это был начальник КГБ Интлага полковник Жолтиков. Так он нам представился, не протянув руки. Его две черные точки продолжали нас изучать, как изучает ученый под микроскопом зловредный вирус.
– Лепите и льете? – спросил полковник, бросив взгляд на повсюду стоящих «мудрецов».
– Пока лепим и формуем, – ответил я, в свою очередь, изучая сей зловредный микроб, несущий в себе ненависть и неизбежность того самого, что начертано на кумачовых полотнищах аршинными буквами.
Полковник стоял, я бесцеремонно сел и закурил, предложив ему сделать то же.
– Вам известно, что вы не имеете права лить без присутствия представителя от органов?
– Нет, полковник, а почему?
– Мало ли что можно заложить в литье.
– А что именно? – полюбопытствовал я, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
Два черных зеркальца обожгли меня, как обжигает пуля. Они не посмотрели, а стрельнули автоматной очередью. Он понял, что я издеваюсь.
– Я не обязан вам все объяснять. А вы обязаны выполнять то, что я сказал.
Еще раз его глаза выстрелили.
– За что вы осуждены?
– За язык, товарищ полковник! Всего-навсего за язык!
– Язык – это мысль, а мысль – это сущность.
– Тогда я за сущность!
Пока шел наш диалог и я много раз был расстрелян, собака полковника тщательно обнюхивала мудрецов, стоящих повсюду. Обнюхав барельеф «корифея», от которого попахивало мочой, она, по своей кобелиной сущности, подняв ногу, писнула на него, очень метко. Полковник смутился и резко дернул поводок. «Фу!» – крикнул он, оборвав окриком неоконченное.
– Да оставьте его, пусть уж до конца, все равно мочить: глина быстро сохнет.
Я был пригвожден к стене его взглядом.
– Ну, мне пора! Я оторвал вас от работы. Когда начнете лить, сообщите.
– Да не торопитесь, товарищ полковник, мы очень рады.
Полковник обернулся ко мне и, посмотрев в упор, процедил:
– Знаем мы вашу радость!
Резко повернулся и вышел.
На усах «корифея» подсыхала собачья моча.
Свободное копирование
