Начались трудовые дни, заполненные привычной работой. Целыми днями мы кололи, вливали, ставили банки и клизмы, раздавали лекарства и промеж всего болтали. Я через Катьку послал письмо Варе в надежде получить весточку.
В стационаре, в отдельной палате, лежали сифилитики. В этой сифилисной палате лежал старый матерый вор-пахан. С ним у меня сразу не сложились отношения: он отметал все лекарства, приносимые мною. Я молча их забирал и уходил – вот это его больше всего бесило. Его наглый, вызывающий вид не располагал меня к уговорам и упрашиваниям, а он явно этого ждал. Надоели мне все эти суки, воры и паханы, надоели мне их дерзкий вид и трусливые души.
Принеся как-то лекарство в палату, я всем все раздал, все выпили, а пахан дерзко и вызывающе выплеснул на пол. Я молча пошел к двери.
– Эй, ты, падло! – крикнул он мне. – Над твоей головой, видать, топор не висел?
– Висел, и не один, – ответил я и вышел.
На следующее утро я вызвал пахана на внутривенное. Приготовил шприц, стал накладывать жгут – вдруг он вскочил, и в руке у него блеснул скальпель, нечаянно оставленный мной на столе. Он бросился на меня, как кошка, мне удалось схватить его руку, а поймав ее, я быстрым движением всего тела второй рукой обхватил его шею. Он попал головой в петлю моей руки, намертво прижатой к груди, захрипел, всеми силами пытаясь вырваться из мертвой хватки, я перекинул его через спину, и он распластался на полу. Скальпель был у меня в руке.
В это время в ординаторскую вошел доктор.
– Что тут такое? Что произошло?
– Ничего, доктор, я пахану показал один прием, которого он не знал. Ну, вставай, вставай! Садись, я сделаю тебе вливание, и пойди ляг.
Я сделал вливание, и он молча ушел.
– Что тут было?
– Он решил попугать меня, бросился со скальпелем на меня, а остальное вы сами видели.
– Я его немедленно выпишу!
– Оставьте, доктор, пусть лежит.
– Да он тебе не простит, мстить будет, чего доброго, подкараулит.
– Нет, доктор, уважать будет, вот посмотрите. Все они подлые трусы. Много я их видел. Тут самое главное, чтобы вы не подали виду, что я вам рассказал. Вы ничего не знаете, а вот если выпишете, то не сам, так других подошлет, и могут тяпнуть. Они своего позора боятся. А тут меж собой мы сами разберемся. Он думал меня подмять под себя, это у них самое главное. Хотел, чтобы я «шестерил» перед ним.
– Ну, смотри, тебе видней, я ничего не видел и ничего не знаю.
С этого дня пахан переменился: он пил все лекарства и даже подстригал мою маленькую шевелюрку, которую я стал отращивать под белой шапочкой, делился воспоминаниями:
– А ты, падло, не бздиловатый конь, тертый. Расскажу я тебе, падло, как мальчишкой бежал из здешних мест. Один пахан и вор в побег собрались, тогда еще можно было бежать. Прихватили и меня. Тут на Печоре дело было. Ушли в побег. Тундра, болота. Осень была, сперва ягоды жрали, пока снег не выпал. Идем к Уралу, минуя опасные места. Голод мучает, и чем дальше, тем острей. Остановились, сил нет. Пахан и говорит: «Жребий кидать надо». «На что?» – спросил я. «На кого падет, того и есть будем, иначе всем хана». Кинули! И жребий пал на пахана! Никогда не забуду его глаза, страшные были эти глаза. Жребий есть жребий. Зарезали старика, часть съели, остальное в мешок, так и спаслись. Во как!
Много я наслышался за эти годы, но такое впервые пришлось.
Свободное копирование
