И вот с 3 по 7 сентября 1991 года мы снова берем Володю домой. Теперь уже добирались самостоятельно, т.е. общественным транспортом: автобусом, троллейбусом и снова автобусом до нашего дома. Володя был просто счастлив.
Когда мы приехали домой, я спросила его, не будут ли ему мешать Сонечкины картины, развешанные от потолка до пола в так называемой мастерской, где он будет жить. Володя ответил: «Нет, нет, я очень люблю картины!»
Но вернусь немного назад. 15 марта у Володи был день рождения, и на следующий день мы приехали поздравить его. На столе лежали коробки художественного угля, бумага, подаренные художниками, фрукты, конфеты. Заметив, с каким интересом Соня разглядывает уголь, Володя предложил что-нибудь нарисовать для него. Пока мы разговаривали, она сделала шесть графических работ, и показала Володе. «Ой, как красиво! – удивился он, и, обратившись ко мне, добавил: – Красиво рисует Ваш ребенок». И две работы оставил себе, сказав, что они похожи на китайские рисунки, и они ему очень нравятся. С этого дня Соня будет рисовать и углем, закрепляя его по совету Володи в подсолнечном масле. Потом появятся работы акварелью, жировыми мелками, цветными карандашами, тушью, фломастером, но большинство ее картин написаны гуашью в «стиле масла».
Володя ходил по комнате, он был в восторге от живописи. Он брал в руки работу, подносил ее к лицу (это было до операции на глаза) и приговаривал: «вкусно… вкусно… очень вкусно. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет. Вот Глинка, Глинка (брал он следующую работу в руки), Моцарт. А это Бах, Бах… Я мастер линии, а у тебя симфония, да. А здесь икона, религия. Кресты?! Нет, кресты боюсь. Симфония, вкусно… у тебя будет хороший муж, он будет любить тебя за картины! А Сашку (имеется в виду коллекционер Александр Васильев. – Прим. автора) твои картины от водки отучат. Я тоже мог…». «Володя, ты устал. Не будем смотреть» – предложила Соня. «Нет, не устал, я люблю. Я буду учиться. Буду сидеть и учиться. Я бы на тебе женился... У тебя здоровая, красивая живопись, Ван Гог – нет, больная». Он сказал: «Можешь закреплять уголь белилами, и вообще краской. Сама поймешь». Он говорил, что Соня – мистическая художница, и он ее боится. А на мой вопрос – нужно ли ей учиться живописи профессионально, Володя ответил: «Нет, не надо, все пропадет. У нее свой путь… – и добавил: – Пусть чаще ходит в музеи и на выставки».
В этот раз к Володе приехал его давний друг и коллекционер Саша Васильев, сын одного из режиссеров братьев Васильевых, создателей легендарного фильма «Чапаев». Он поразил нас не только своей внешностью – высокий, красивый, статный, но и удивительной щедростью. В больницу к Яковлеву он привозил ящики апельсинов и яблок для всех больных. И к нам он приехал не с пустыми руками, привез курицу, фрукты, сладости. Последняя с ним встреча, буквально за месяц до его внезапной смерти (нам сообщили об этом 16 июня 1993 года) произошла в пансионате Ветеранов Академии наук СССР. Васильев молодо выглядел, а ему было около 60 лет, и у него родился ребенок от молодой жены. Соня была так потрясена его смертью, что тут же нарисовала серию портретов, которые посвятила его памяти. Два из них помещены на сайте (http://www.sonya-maler.narod.ru), они так и называются: Серия портретов, написанных в память о Саше Васильеве (№ 383, 385 – 1993 г.). Несколько картин Соня посвятила Владимиру Яковлеву, это: «Цветок в абстракции или Желтый цветок» 25.06.89 г. (на сайте); «Черный цветок» 18.08.89 г. (на сайте); «Володе Яковлеву спасибо» 06.02.91 г. (в частной коллекции); 2 работы углем в подарок В.Яковлеву, 16.03.91 г.; «Композиция с рыбами» 29.08.91 г.; «Портрет художника Владимира Яковлева» 31.10.92 г.
Володя в этот «домашний отпуск» не только отдыхал, он много рисовал карандашом, углем, но больше всего фломастерами. В основном это были наши портреты. Мы частенько отправлялись на прогулку в лес. А женщины, проходившие мимо, всегда оглядывались со вздохом, качали головой и что-то приговаривали. Такое удручающее впечатление производил Володя на окружающих… Тем временем погода стояла очень теплая. Окно в комнате было настежь открыто, он много курил, а когда время близилось к ночи, я спрашивала, не закрыть ли окно, но на утро находила его целым и невредимым, и поняла, что Володя, хотя и душевнобольной, но не имеет склонности к суициду. Он очень любил жизнь. Единственно, что ему не хватало – это своего дома…
Однажды мне понадобилось съездить в церковь подать записочки и поставить свечки за здравие и упокой родных и близких, и я взяла с собой Володю. Когда мы подошли к церкви, он вдруг остановился перед входом и не захотел идти, даже упирался. Я еле упросила его посидеть на лавочке. Володя хмурился, но терпеливо ждал. А когда мы вернулись домой он сразу повеселел, бросился к своим любимым краскам и стал рисовать. Так незаметно прошли деньки, и мы стали собираться в интернат. На этот раз Володя не сопротивлялся, теперь он понимал, что он в Москве и его часто будут брать домой.
Шел конец 1991 года. Жить становилось все труднее и труднее. Месяцами не выдавали зарплату. Мне пришлось продать собрание сочинений Канта, Фейербаха, книги по искусству, а золотые вещи отнести в ломбард. Питались плохо. Рынок с дешевыми продуктами просто спасал нас. Помню, как ложилась на диван, открывала окно, а этажом ниже жарили курочек, пекли, тушили, и все эти приятные запахи поднимались в комнату. Я начинала спокойно и медленно дышать и, как ни странно, вполне насыщалась, чувство голода отступало, и я вставала с дивана, как из-за стола, хорошо и сытно покушав. Мы стали часто ходить в лес собирать грибы, я их тщательно в нескольких водах отваривала, а потом поджаривала с картошкой. Было вкусно.
К Володичке в интернат я уже не могла возить по две сумки провизии, но старалась сделать что-то вкусненькое для него. Привозила ему тепленькие блинчики, они у меня всегда получались тоненькие и очень аппетитные. Володя их очень любил. Блины я тщательно заворачивала в несколько газет, чтобы они не остыли, брала два-три яблочка и, конечно, несколько пачек «Беломора», без которого он не мог жить. Наши поездки были уже не так тяжелы, все-таки близко, в Москве. Мы с Володей гуляли во дворе интерната, он много говорил, и знал, что жизнь изменилась к худшему. А когда мы сидели на лавочке, Сонечка как всегда скажет что-нибудь смешное, и Володя довольный усмехается.
Часто я приезжала к нему с Евангелием. Когда он заканчивал свою трапезу, а на улице шел дождь, я ему читала. Володя слушал внимательно, опустив голову, никогда не перебивал и ничего не спрашивал. А после чтения он почему-то повторял слово «Аминь» или говорил: «Красиво очень. Аминь», и меня это заинтересовало. Я знала, что слово «Аминь» после каждой молитвы, проповеди и благодарений трактуется как заключительное, то есть все сказанное – «истинно, истинно так». Но был ли еще какой-то смысл в этом слове? Я поехала в храм, рассказала батюшке о Володе и о том, что после чтения Евангелия, он всегда повторяет слово «Аминь». Батюшка ответил, что это слово подытоживает молитву, как бы ставит точку «Да, истинно так». Я допытывалась, есть ли еще смысл у этого слова. Но батюшка сказал, что Володя больной человек, он как маленький ребенок повторяет понравившееся ему слово, только и всего. Прошло еще несколько дней, а меня все мучил этот неразрешимый вопрос.
В последнее время в своей жизни я строго придерживалась правила – после утренних и вечерних молитв читать по одной, две главы из Евангелия и Ветхого Завета. Так постепенно я прочитывала полностью Священное Писание. В этот раз я подошла к «Откровению Святого Иоанна Богослова». И вдруг читаю: «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия…» (Глава 3, стих 14). Вот! Это имя Господа! Видимо Володя на подсознательном уровне знал, что Господа зовут Аминь, потому он с радостью и повторял это божественное слово. Я поделилась своим «открытием» с батюшкой – он многозначительно промолчал.
Прошло еще несколько дней. Я увидела на полке с религиозной литературой светлый том, на корешке которого крупными буквами написано «Библейская энциклопедия», 1891 года издания. Боже, как же я забыла об этом словаре! Я кинулась к нему, открыла нужную страничку и вот ответ! Кроме первого толкования, которое мне было известно, читаю дальше: «Иудейские писатели говорят: нет ничего выше в очах Божиих, как слово Аминь, которым израильтянин подтверждает свою речь. Обетования Божия суть Аминь, потому что они сделались верными и несомненными во Христе (II Кор. гл. I, ст. 20). Слово Аминь служит одним из наименований нашего Господа (Откр. гл.III, стих 14), так как Он есть верный и истинный Свидетель…».
О, Володичка! Ты, который из-за слепоты своей не читал Священного Писания, учишь меня, зрячую, десятки раз прочитавшую Библию, открывать нечто новое, повторяя божественное имя Господа нашего Иисуса Христа. Вот пророческие слова несчастного больного. Так в течение десяти лет мы учились друг у друга и, конечно, в этих университетах Володя был настоящим учителем…
Приближался день, когда Володе должны были делать операцию в институте Микрохирургии глаза. Назначено было на февраль-март 1992 года. И вот позвонила Ольга Игоревна и сообщила, что Володю уже перевезли к Святославу Федорову. Через несколько дней я поехала его навестить.
От метро Петровско-Разумовская автобусоми 167 и 114 я доехала до Центра. Когда я вошла, мне показалось, что я попала в «земной рай». Таких больниц я еще никогда не видела. Светло, красиво, уютно, широкие коридоры, а лифты! И вот нужный номер комнаты. Я вошла, но это оказалась не комната, а целая двухкомнатная квартира, светлая и чистая. Навстречу мне вышла женщина, она оказалась сиделкой и жила при Володе в отдельной комнате. Услышав, что к нему пришли, Володя вскочил с кровати и выбежал ко мне. Мы поцеловались. Он сказал, что операцию на один глаз уже сделали, что он рисует, и подвел меня к огромному мольберту. Володя, который всегда рисовал на столе, чуть ли не на краешке стола, теперь имел мольберт! К нему приезжали телевизионщики, снимали. В общем, переполох!..
В дверь постучали, приветливый официант ввез сервировочный столик. Чего тут только не было: и два первых блюда, столько же вторых и третьих, фрукты, салаты. Володя наспех кушал, угощал меня, но я согласилась только попробовать. Все было очень и очень вкусно, я даже удивилась. А сиделка мне объяснила, что все готовится из самых свежих продуктов, так как Центр Святослава Федорова располагает своими садами, полями, огородами, птицефермой и коровником.
Вскоре пришел врач-психиатр Борис Иванович Воинов, он наблюдал Яковлева (в дальнейшем мы часто общались с доктором по телефону). Борис Иванович поинтересовался самочувствием Володи, расспросил что и как, немного посидел с нами и ушел. Я тоже начала собираться домой. А перед уходом крепко обняла Володю, и сказала, что я очень рада за него – первая операция прошла благополучно, живет он в шикарных апартаментах, и уход за ним самый лучший. А он мне вдруг говорит: «Я хочу в интернат».
