Так я стала работать в НИИ преподавания русского языка в национальной школе. В институте – два присутственных дня, остальные дни работаем над созданием печатной продукции дома. И началась моя творческая жизнь. Николай Максимович предоставил мне полную свободу – самостоятельно разрабатывать курс «Выразительное чтение». Вот это было счастье. За годы работы в институте я реализовала все свои мечты, я работала с упоением. Мною было написано и издано пять программ по выразительному чтению, культуре речи и методики их преподавания в ВУЗе, методические рекомендации для педагогических училищ и более десяти статей в журналы «Русский язык в школе» и «Русский язык в национальной школе», в научные сборники и, наконец, создано учебное пособие «Выразительное чтение» для студентов – будущих учителей-словесников. Все работы проходили рецензирование, обсуждение и утверждение на Ученом Совете. Чаще всего рецензировала мои работы профессор Н.В.Черемисина, давая им положительную оценку, и всегда сожалела, что не взяла меня в свой сектор. Я с воодушевлением и радостью занималась своей проблематикой, я была свободна как во времени, так и в самостоятельной работе, воплощая все свои мечты, которые тут же реализовывались. Я обрела прекрасных друзей и коллег, в первую очередь – бессменного редактора моих работ Николая Максимовича Шанского, Марию Николаевну Борисову, Марию Голованову, Машу Денисову, Ефима Владимировича Котока, Льва Кистанова, Валерия Бахтерова, Эдика Григоряна. За двадцать лет работы в институте никто из сотрудников мне не сказал: «Ведь ты химик, ну что от тебя можно ждать». Я прожила счастливую творческую жизнь, и благодарна Богу и всем людям, которые меня окружали.
Свободный режим в институте (два присутственных дня в неделю) дал мне возможность посещать открытые репетиции Анатолия Васильевича Эфроса. Так начался самый значительный период в моей жизни. На работе многие любили театр, и мы всегда обсуждали с Ефимом Владимировичем Котоком, Машей Головановой премьеры А.В.Эфроса, Анатолия Васильева, Романа Виктюка и других режиссеров. В одном из таких разговоров Е.В.Коток сказал, что Эфрос проводит открытые репетиции своих спектаклей и можно наблюдать процесс его работы с актерами. В один из свободных дней я решила пойти в Театр на Малой Бронной. Ефим Владимирович подсказал мне, что надо подойти к служебному входу к 11 часам и там спросить Анатолия Васильевича. Я так и сделала. Увидев Эфроса, поздоровалась и попросилась на репетицию. Он с легкостью согласился, и я вошла в репетиционную комнату, но чаще всего репетиции проходили в зрительном зале, и я стала брать с собой мою дочь Сонечку. С девяти лет она постоянно ходила на репетиции и прогоны спектаклей в театр на Малой Бронной, а потом и в театр на Таганке.
С 1978 года я не пропускала ни одной репетиции до последних дней жизни режиссера. Четыре дня в неделю я ходила к нему как на работу. Репетиционный процесс так увлекателен, интересен, ты видишь, как на твоих глазах рождается и завершается премьерой спектакль. Я стала вести дневниковые записи репетиций, записывая за Анатолием Васильевичем его мысли, трактовки, показы актерам. Часто Эфрос подходил после репетиции ко мне и спрашивал: «Света, что ты там пишешь, дай почитать». Но у меня не было времени обработать материал, и каждый раз я откладывала. Так Анатолий Васильевич при жизни и не увидел моих записей.
Сейчас я понимаю, какое мне выпало счастье присутствовать и записывать репетиции гениального режиссера. Я делала это не по долгу службы, а с радостью в свободное от основной работы время. Тогда я еще не понимала, что толкает меня записывать слова великого мастера и зачем. Мне было просто интересно жить этим. За десять лет накопился большой материал, очень много блокнотов, исписанных быстрым неразборчивым почерком. Но вот пришел роковой день – 13 января 1987 года. Ушел из нашей жизни Анатолий Васильевич Эфрос. Постепенно исчезали из репертуара театров и его спектакли. Мы осиротели. И тогда мне пришла мысль, что я должна в память об Эфросе написать книжку о его театре, о том «невидимом» театре А.В.Эфроса, который сиюминутно рождался в процессе репетиций на глазах всех присутствующих. Гениальные показы Анатолия Васильевича едва ли наполовину доходили до зрителей в готовом спектакле. Репетиции выдающегося мастера – это был живой театр одного актера и режиссера, Анатолия Васильевича Эфроса.
И началась кропотливая работа по расшифровке моих записей, подборке художественных текстов, отбору материала для задуманной книги. Вновь зазвучали голоса актеров, их неповторимые интонации и самое главное – живой голос Эфроса. В 1994 году я закончила книгу. О мистическом аспекте ее написания я не буду рассказывать, так как об этом снят документальный фильм режиссером и оператором Алексеем Щербаковым у нас дома в Теплом Стане. Машинописный вариант я дала на прочтение художнику Валерию Левенталю, который много работал с А.В.Эфросом, и композитору Алексею Рыбникову, автору известной рок-оперы «Юнона и Авось». Они высоко оценили мою работу, а Алексей Рыбников, вдохновившись, даже хотел написать мистерию и просил разрешения воспользоваться моим материалом. К сожалению, эта мечта так и не осуществилась. Также я оставила один экземпляр режиссеру Юрию Петровичу Любимову с просьбой помочь мне в реализации моей рукописи.
Время было тяжелое. Во всю шла перестройка. Раскололась наша большая страна. Повсюду войны и разруха. Простой народ находился, да еще и до сих пор находится на грани выживания. Мы тоже притихли. Жили трудно вдвоем (я и моя дочь – Сонечка), отец Сони погиб еще в 1982 году, надеяться нам было не на кого. Мои дорогие родители почили в Бозе. Папочка – в 1981 году, а мама в 1986. Прожили они счастливо более сорока лет. Я постоянно слышала: «Женюшка, Тимочка» – так они обращались друг к другу. Моя сестра погодка Людочка – красавица, умница умерла от болезни в страшных мучениях, ей не было и пятидесяти двух лет. А ее муж Анатолий Плахов, график, художник, замечательный человек покинул этот мир еще раньше в 1979 году в возрасте сорока лет, не пережив третьего инсульта. Я постоянно молюсь и утром и вечером за упокой их душ, чтобы простил Господь им все грехи вольные и невольные, и даровал им Царствие Небесное. Ну а сын от первого брака, Рындин Николай, нам никогда не помогал. К сожалению, у него проявилась наследственная болезнь – страсть к спиртному. Мы отдалились друг от друга, хотя я пыталась ему помочь, но в ответ слышала его категоричное «нет». Духовно мы были так далеки, что просто не поддерживали никаких отношений. За двадцать пять лет его самостоятельной жизни после окончания Высшего военного училища, в который поступать ему я категорически не советовала, ибо наш род – люди вольные и свободолюбивые, и находиться в военное среде, в абсолютной зависимости, нам, творческим людям, несвойственно. А ведь Коля играл на скрипке, рисовал, изобретал и конструировал, и в детстве был очень хорошим, добрым мальчиком. Учился в школе на «отлично», я всегда получала только похвальные повестки от учителей. Во время учебы в 9-ом и 10-ом классе он окончил физико-математическую школу при МИРЭА, где его ждали, звонили из Приемной комиссии, но Николай выбрал военную специальность, как более оплачиваемую. На I и III курсе он все-таки пытался уйти, и я всегда поддерживала его, но к сожалению, Николай так и не решился на «перемену участи». Работа в военной среде сделала из него совершенно другого человека – грубого, злого, неуважительного по отношению к родным, да и к окружающим. Мои предостережения в итоге не были услышаны, и я «потеряла» сына... И все-таки я надеюсь, что когда-нибудь мой «блудный сын» вернется и попросит прощения у своей бедной матери. Скорбно. Но – это жизнь, и надо принимать ее такой, какая она есть.
В это тяжелое время я продала всю свою прекрасную лингвистическую библиотеку, собрание сочинений Канта, Фейербаха и других философов, а также редкие книги по искусству; золотые изделия снесла в ломбард. Это дало нам возможность как-то продержаться наплаву, и до сих пор мы живем трудно, как весь наш многострадальный народ, мы просто выживаем. Питание скудное, рынок с дешевыми продуктами был нашим спасением. Помню кефир и молоко в полиэтиленовых пакетах, дешевый хлеб, просроченные черные бананы и другие продукты питания и хозтовары. А еще помню, как ложилась на диван, открывала окно, а этажом ниже жарили курочек, пекли, тушили, и все эти приятные запахи поднимались в комнату. Я начинала спокойно и медленно дышать и, как ни странно, вполне насыщалась, чувство голода отступало, и я вставала с дивана, как из-за стола, хорошо и сытно покушав. Мы стали часто ходить в наш лес собирать грибы, я их тщательно в нескольких водах отваривала, а потом поджаривала с картошкой. Было вкусно. В последние годы, как открыли «Копейку», хожу только в этот магазин. Рядом почта, сбербанк, где я получаю пенсию и оплачиваю квартиру, аптека в трех шагах и торговый центр с хозяйственными товарами. Слава Богу, в начале перестройки стали восстанавливать монастыри и церкви. Наша жизнь ограничилась работой, домом, а в субботу и в воскресенье шли на богослужение в церковь. День начинался с молитвы, чтения Евангелия и заканчивался на коленях перед Спасителем и Пресвятой Богородицей молитвами о всех родных и друзьях, живых и умерших, и о спасении Отечества нашего. Стою на коленях и плачу. Слезы льются на пол… потом – и засыпаю…
