После окончания института три года я отработала в НИИУИФе по распределению, и в 1967 году перешла вместе с Ольгой Тананаевой работать на химический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова младшим научным сотрудником кафедры неорганической химии. Боже, какое это было счастливое время! В университете жизнь била ключом, я что-то варила, синтезировала, и в тоже время успевала посещать занятия в студии художественного слова при ДК МГУ, которой руководила ученица К.С.Станиславского Евгения Константиновна Манухина, участвовала в концертах. Работая над спецпрактикумом для студентов-химиков IV курса, в 1972 году выходит моя первая научная работа в соавторстве с Н.Н.Желиговской «Методические разработки по физико-химическому исследованию комплексообразования в растворах» (6,5 п.л.) для старшекурсников и преподавателей ИПК.
В 1968 году я вышла замуж за Никольского Леонида Николаевича и у нас родилась дочь Сонечка. Свадьба была в ресторане «Будапешт». Эта была моя первая свадьба. В первых двух браках мы просто расписались. Так началась моя новая жизнь – работа в университете, концерты, театры. Успевала готовить на четверых, убираться, создавать уют в двухкомнатной квартире в Кунцево, которую купили мне родители. Сына в школу собрать, дочь – в ясли (после годового отпуска по уходу за ребенком). Всё успевала, хотя здоровье мое было слабое… С 1965 года восемь лет подряд я болела бронхиальной астмой, причем круглогодичной. В то время в Москве была единственная научно-исследовательская аллергологическая лаборатория АМН СССР, которую возглавлял профессор Андрей Дмитриевич Адо. Когда мне поставили пробы на аллерген, то их оказалось более десяти, и поэтому профессор сразу сказал, что такую астму мы лечить не сможем. Для лечения этот случай безнадежный. А я все эти годы ежедневно пользовалась таблетками и ингаляторами (сейчас их называют астмопентами). В течение лета все злаковые травы вызывали у меня страшные приступы, а на протяжении всего года любая пища: каша, хлеб и пр., любое изменение температуры воздуха, положения тела или нервное расстройство приводило к астматическому приступу – я постоянно задыхалась, бронхиальные хрипы во время дыхания пугали людей на улице, в транспорте, а ведь мне было всего двадцать пять лет! Многие прохожие сочувственно провожали меня взглядом, уступали место в автобусе. И хотя мы каждый год бывали в Крыму, но даже крымский воздух мне не помогал. Так я мучилась восемь лет, порой приходя к страшной мысли – уйти из жизни, несмотря на то, что у меня было двое детей. И вот тогда Господь смилостивился надо мной. В один из приездов в Ялту медсестра в санатории дала мне адрес человека, которые излечивает астму немедицинскими средствами. И уже на следующий день мы поехали с мужем на машине в Симферополь на ул. Крупская, дом 11 к Николаю Никоноровичу Сергееву. Недалеко от дороги стоял деревянный домик, открыв калитку, мы поднялись на крыльцо и позвонили. Навстречу вышел высокий, седой, голубоглазый старец лет семидесяти пяти. Он был как ангел Божий. И я пала перед ним на колени. Душа моя сразу доверилась ему. Николай Никонорович был немногословен, пригласил нас в дом, выслушал и провел в комнату, где начал готовиться к процедуре. Он прокипятил шприц с огромной иглой «толщиной в палец». Вначале взял у меня кровь из вены, а потом этой большущей иглой вводил подкожно в шею в восемь разных точек кровь. Руки у него тряслись от напряжения – нельзя было ошибиться с определенными, только ему известными точками, чтобы не задеть шейные позвонки. После этого он попросил мужа сбегать в аптеку купить бинты, шея у меня была сине-бурого цвета. Забинтовал. И Николай Никонорович лег на кровать, чтобы отдышаться. Сказал, чтобы мы приехали к нему через день еще два раза, обязательно утром, так как он принимает одного человека в день. Пока он лежал и отдыхал, я осматривала комнату. Она была вся забрызгана кровью. За лечение Николай Никонорович наотрез отказался что-либо принять. Он говорил, что у него все есть (пенсия 57 рублей), и людям он помогает по Божьей воле. Мы с мужем приезжали к нему в назначенное время еще два раза (через день), и он вливал кровь уже в другие точки. На этом, он сказал, все закончено. Но предупредил, что еще месяц у меня могут быть небольшие приступы, а потом все пройдет. Так оно и было. Должна сказать, что во время наших приездов, мы узнали, что Николай Никонорович еще в царское время окончил Николаевскую фельдшерскую школу, потом судьба забросила его семью на Урал, и там, как он рассказывал, он изучал тибетскую медицину, чтобы излечить свою жену от бронхиальной астмы. Потом вернулся с семьей в Симферополь. Дети его получили высшее медицинское образование. Сын был заведующим симферопольской городской больницей, а две дочери работали врачами в Ялте и Алуште. После смерти жены, Николай Никонорович жил один, дети перестали общаться с ним, боясь за свою карьеру, так как отец лечил от бронхиальной астмы нетрадиционным методом, не принятыми в официальной советской медицине. Так его уникальный метод и остался неизвестным.
Вот уже сорок лет ежедневно я молюсь за упокой его души. Царство ему Небесное. Это был врач от Бога. Фотография, где мы сидим на скамеечке пред его домом, лежит под стеклом на моем письменном столе среди многочисленных фотографий моих родных и близких. Я часто писала ему: «Живите долго-долго, не болейте, берегите себя, дорогой Николай Никонорович! Вы владеете таким необыкновенным даром, редким талантом, умением излечивать эту страшную тяжелую болезнь, возвращая людям радость жизни, работы и творчества. Ваше имя многие люди уже никогда не забудут. Целую Ваши золотые руки».
Каждое лето пока Сонечка была маленькой мы уезжали на дачу в Барвиху. Там всей семьей (Леонид, Коля, Сонечка и я) проводили чудные дни среди прекрасных вековых сосен, купались в чистой Москва-реке, ездили на машине к моей подруге Ольге Тананаевой на Николину Гору. У них была прекрасная академическая дача, солярий, рядом чистый исток Москва-реки. По пути мы часто посещали Архангельское. Время было замечательное.
Сонечка подросла. И теперь мы каждое лето в отпуск отправлялись на машине в Крым. Помню наше первое путешествие в Новый Свет, знаменитое своим заводом Шампанских вин, а также своей закрытостью, небольшим пляжем, на котором кроме нас никого не было. Мы купались, загорали, а потом поднимались наверх, в горы, где стояла наша машина и палаточный дом. А вечером, когда дети уже спали, открывали с Лёней бутылочку Шампанского, медленно пили это прекрасное вино и тихо разговаривали почти всю ночь. Следующие два года отдыхали в Коктебеле, замечательном курортном местечке, любимом поэтами, писателями и художниками. Там старший наш Коля часами простаивал у мольбертов художников, рисовавших море и окрестные пейзажи. Из Коктебеля часто заезжали на машине в Феодосию, посещали картинную галерею Айвазовского, гуляли по городу, фотографировались. С каждым следующим годом мы медленно продвигались по Крыму с востока на запад – Рыбачье, Алушта, Гурзуф, Ялта… Ялту мы особенно любили и всегда старались побывать в Домике А.П.Чехова, детям было все интересно, они внимательно слушали экскурсоводов. Вечерами гуляли по набережной, какое это было чудо! Ресторанчики, кафе, песни, теплый вечерний воздух, кругом огни, отдыхающие, музыка. А потом был Севастополь, красивый военно-морской порт – крепость. В этот раз нам очень повезло, в городе проходили торжества и гуляния по случаю праздника Военно-морского флота. Для детей, да и для нас взрослых это было впечатляющее зрелище – парад пароходов, эсминцев, ракеты, салют! А на следующий день нам удалось увидеть панораму «Оборона Севастополя» и диораму «Штурм Сапун-горы». Дети с интересом всматривались в военные баталии, сами начинали играть в войну, копировали позы и движения солдат, защищавших этот замечательный город. В Москву мы возвращались загорелые, отдохнувшие, с массой впечатлений от всего увиденного. Леонид с Колей проявляли пленки, печатали фотографии, и потом всей семьей с интересом все обсуждали и вспоминали.
Мы всегда с нетерпением ждали отпуска, дети грезили морем, а Леонид подводной охотой. Именно поэтому последние годы мы прочно обосновались за маленькой Оленевкой, что западнее Евпатории. Это почти пустынное место; редко, когда пройдет за весь день одна грузовая машина или на два-три часа задержится группа аквалангистов. Здесь в полной тишине и одиночестве на берегу моря мы ставили складной дом «Гдыня-4», который Леонид при моей минимальной поддержке собирал за сорок минут. Рядом стояла машина и отдыхай, купайся, сколько хочешь! Муж уходил в море на охоту (у него был прекрасный костюм, я называла его «ихтиандром»), и через несколько часов возвращался с целой сеткой рыбы у пояса, которую он тут же коптил, и мы с удовольствием ее поглощали. Дети купались, а я занималась хозяйством – стирала, готовила на свежем воздухе. Все было приспособлено, благодаря Леониду.
Леонид работал в институте космической медицины, на стыке наук техники и биологии. Занимался помехоустойчивостью в космосе, вернее ее устранением для получения точной информации. Он работал с Валентиной Терешковой, Юрием Гагариным и другими космонавтами. Однажды, апробируя новый датчик, который нужно было прикрепить к мочке уха, Терешкова получила небольшой ожог. При этом она не возмущалась, не кричала – Валентина была простая хорошая женщина и даже с юмором успокаивала его.
Должна сказать, что Леонид женился на мне в тридцать три года. И долгая холостяцкая жизнь отразилась на нем. Он был эгоистом. Требовал, чтобы дома всегда было чисто, уютно; каждый день – завтрак, обед и ужин. Он хотел, чтобы я всегда была веселой, встречала с улыбкой его после работы, пела, танцевала. У меня был хороший голос, и я любила русские народные песни и романсы. Сам же Леонид был молчалив, по характеру – скрытный, увлекался экстремальными видами спорта: ездил на Домбай, Чегет кататься на слаломных лыжах (уже тогда снаряжение и лыжи он покупал за валюту из Швейцарии), любил быструю езду на машине, также его страстным увлечением была подводная охота, которой он отдал более пятнадцати лет. В науке карьеру не делал, хотя и защитился, став кандидатом биологических наук. Но в духовном плане жил только моей жизнью. Часто, подталкивая меня, он говорил: «Ну, давай, Светунчик, рассказывай, рассказывай». И я, как Шахерезада, ублажала его перед сном рассказами о работе, о драмкружке, театрах, литературе. Мой муж был атеистом, не верил в Бога, а только в себя, в свои физические способности (здоровье у него было стопроцентное, в свое время он прошел комиссию «на космонавта»). И вот на этой почве у нас постоянно возникали споры и разногласия: что первично – материя или дух? Я писала ему в письмах целые трактаты, когда он уезжал в командировки, но все оставалось без внимания и ответа. К духовной жизни Леонид был глух.
В 1979 году мы с дочкой крестились в церкви св. Троицы, что на Воробьевых горах, и я стала ей еще и духовной матерью (так сказал батюшка Василий, который нас крестил, ибо дочке было 11 лет, и крестной матери и отца в нашей ситуации не понадобилось).
В сорок семь лет Леонид трагически погиб во время подводной охоты в море, хотя жить собирался до ста пятидесяти лет, применяя на себе методики Брега, Шелтона, сорокадневные голодания и пр. Лёню доставили военным самолетом в Москву в цинковом гробу (его отец, Герой Советского Союза, имел такую возможность). Сонечка была в подростковом возрасте, и я побоялась взять ее на похороны, чтобы не травмировать психику. Я и сама только по волосам смогла узнать его в гробу (ведь на Кавказе была страшная жара, а он пролежал там несколько дней на самом пекле). Похоронили его на Митинском кладбище по военному обряду. Пусть земля ему будет пухом. Мне было сорок два года. Замуж я больше не выходила, хотя были достойные предложения. На мое же условие жить в браке, как брат с сестрой, все мужчины только улыбались, и на этом вереница поклонников закончилась…
Надо сказать, что в жизни у меня была одна единственная безумная любовь. Мне было уже сорок семь лет. Чувство настолько поглотило меня, что я была на грани сумасшествия. Мой избранник производил впечатление холостого мужчины, занятого буквально сутками любимой работой, но оказалось, что у него есть семья. Для меня же это было табу. И эта любовь осталась единственной платонической любовью… А сколько судеб он переломал прекрасным и талантливым женщинам. Боже мой!..
