Потом начался судебный процесс над Михаилом Литвиненко. Подробностей даже не знаю. Посадили всех подряд. Вменили и то, что я сказал, что он восхищался зарубежной техникой. Что там другие могли про него сказать, я не знаю. Один раз меня из Чернигова вызвал ректор на какой-то допрос на Владимирской улице. Очную ставку устраивали с Михаилом, еще что-то такое. Крепенько за нас взялись. Потом я узнал: оказывается, это входило в программу: закрыть несколько семинарий; как раз началось. Дошла очередь до Киевской. Семинарию тогда не закрыли, закрыли ее гораздо позже. Потом я поехал на недельку—на две в Кишинев к родителям. И туда пришла еще повестка, потому что ректор спросил: куда вы едете, оставьте адрес. Я его оставил, конечно. И туда пришел вызов. Мама уже слепла: “Тебе телеграмма”. Я посмотрел, говорю: “Ты видела?” — “Видела”. — “Забудь ее”. Я порвал ее и выкинул, не поехал. Это, конечно, ничего не меняло, все равно ему дали то ли пятнадцать, то ли двадцать лет, по тем временам все нормально, ничего особенного. Думаю, что после смерти Сталина он мог быть освобожден.
Но это перессорило всех нас, потому что все подозревали, кто и что. Примерно вырисовывалось, по крайне мере для меня, кто есть кто. Это не имело значения. Один из тех, о которых я рассказывал (видимо, ему так истолковали), какое-то время не общался со мной, отворачивался. Оказывается, многих, не только меня, в тот раз допрашивали. И потом тоже многих допрашивали. И вообще один из нас, который сейчас епископом где-то (как же его зовут?), он был на год или два моложе меня, такой немножко наивный. Он все следил, куда его соученик ходит на телеграф, пока не подошел к нему какой-то хорошо упитанный человек, двинул его по физиономии: ты чего, мол, следишь!.. Там просто было очередное место свиданий для осведомителей.
Один какой-то слабенький, забитый мальчик был из Черниговской епархии, из какого-то убогого села; он тоже ехал со мной в этом автобусе. Он странно погиб: в лодочке плавал по озеру, потом нашли его утопившимся. То ли его так замотали, что он не выдержал. Топить его не было смысла, но что-то в таком роде случилось. Я с ним не был слишком знаком, но если так у него все закончилось, это очень печально.
Свободное копирование
