Раз, в то время как Трина была у сестры, Тассинари вошел в столовую с очень озабоченным видом.
— Madame,— сказал он,— вчера приходили из москательной лавки, где мы делаем забор для дома; они ведь содержат тоже тяжелую почту, т. е. рассылают по городу посылки.
— Да, так что же? — спросила я.
— Сейчас увидите,— отвечал наш повар,— знаете ли вы этот адрес, madame? — спросил он, подавая лоскуток бумаги с каким-то адресом.
— Это имя Трининой сестры,— сказала я, бросив беглый взгляд на записку, поданную мне поваром.
— Нам дают знать,— продолжал Тассинари,— что на этот адрес бывают очень частые отправки из Park-hous'a и часто что-то звенит в посылках. Ящик все тот же, оттуда идет пустой, отсюда с вещами... Я велел задержать последний ящик, отправленный вчера на этот адрес; не желаете ли поглядеть, что в нем, madame?
— Конечно, нет,— отвечала я с живостью,— разве можно открывать чужие ящики? Это Трина что-нибудь посылает сестре, — сказала я действительно очень наивно для моих лет; но мысль, что она могла украсть, не приходила мне даже в голову; вдобавок, я полагала, что это опять какая-нибудь придирка Тассинари. Тассинари улыбнулся. «Так я спрошу m-rHerzen?» — и постучался в комнату, где занимался Герцен. Последний выслушал и дал ему позволение принести ящик. Тассинари торжествовал: он живо явился с ящиком, ловко вскрыл крышку и стал выбирать вещи с сияющим лицом: тут были гардины, ленточки, детские рубашечки, чайные ложки и, не помню, что еще. Я стояла ошеломленная.
— Герцен,— сказала я, — неужели Трина могла...— и не договорила.
Герцен посмотрел на меня с каким-то состраданием, ему жаль было мое разочарование.
— Могла, — сказал он.
Он приказал Тассинари уложить все вещи опять в ящик и поставить его в другую половину гостиной, потом отпустил Тассинари.
— Когда Трина вернется домой,— сказал А. И., — покажи ей этот ящик; увидим, какое она даст объяснение. Конечно, дело очень просто и ясно, но вот что имеет особенную важность: по английским законам мы обязаны преследовать вора законным порядком, иначе подлежим сами большому штрафу, а я ни за что не предам суду никакого вора. Пусть едет в Германию, тем более, что мы не можем дать ей аттестата, а не предав ее суду, не имеем права отказать ей в аттестате.
Долго не возвращалась Трина, вероятно, поджидая посланный ею ящик; наконец она явилась ко мне в гостиную с извинениями о своем продолжительном отсутствии, но, увидав на столе ящик, ужасно побледнела и замолчала. Выслушав ее признание, что она поступила дурно только один раз, именно вчера, я передала ей совет Герцена возвратиться в Германию, на что она тотчас же согласилась и дня через три оставила наш дом, так же как и ирландка (housemaid), которая была с ней заодно и относила ящик в москательную лавку.
Свободное копирование
