Отец мой рассказывал много любопытного о временах Екатерины, много такого, чего я не слыхал от других ж не читал нигде, но все это, к сожалению, рассказывалось тогда, когда я был очень молод, не умел надлежащим образом слушать, а куда уж там записывать! Из всего этого уцелел в моей памяти только один рассказ о дне смерти государыни Екатерины.
Попов, как только узнал об этом, сейчас же поехал с отцом моим по всем дворцам, где мог предположить какие-либо компрометирующие государыню бумаги и письма, начиная, кажется, с Таврического, а также и Аничковского дворца; приказывал затапливать печь, садился за стол, читал, рассматривал и подавал отцу моему пачки и свертки для бросание в растопленную печь. Однажды отец мой не выдержал, выхватил из огня обгоревшую пачку бумаг и спрятал в карман, чтобы сохранить что-нибудь на память о великой государыне, которую обожал не менее того, кто так заботился о ее добром имени. Кроме этого, отец мой взял в одном из ее дворцов со стола несколько перьев, починенных самою государынею, немного иначе, чем перья чинятся обыкновенно: срез их был больше, вероятно, для того, чтобы рука была дальше от чернил. Все эти перья отец мой растерял в странствиях, которых было много, а пачка обгорелых бумаг, свидетельница любопытного исторического момента, уцелела и дошла до моих рук. Многие пакеты слиплись один с другим от растопившегося сургуча. Все надписаны разным лицам (более всего Потемкину-Таврическому), рукою самой государыни. Есть листок с распределением разных праздников во дворце, писанный весь рукою государыни, и полуобгоревшее письмо Потемкина, где подпись его сохранилась вполне.
Кроме этих воспоминаний из того времени, отец мой сохранил несколько писем В. С. Попова, одно письмо Суворова и игральные карты, пятерки, восьмерки, девятки, изрисованные Костюшкой, который содержался тогда в Петропавловской крепости {В Литовском замке, ныне Тюремный замок в Спб. Ред.}. От скуки, он беспрестанно рисовал на картах разные фигуры, пригоняя искусно масть к лицу, к рукам, к ногам, к коленям. Отец мой рассказывал, что в особенности искусно был нарисован на бубновой пятерке бандурист. Ни одной из этих карт мне не досталось, их растаскали при жизни моего отца; равно пропало письмо Суворова. Я имею только письма Попова.
