Одна наша родственница (не знаю степени родства) перед войной попала в тюрьму. В то время, когда на нарах сидела четверть страны, присоединится к ним было несложно. Хотя посадили ее за ерунду – украла с работы катушку ниток. В те голодные годы катушка ниток была большим богатством. Хотя пустяк–не пустяк, а наказать, конечно, надо было бы, но не так как наказывала сталинская страна – выпороть бы хорошенько, прилюдно, чтобы потом неповадно было и отпустить. Но ─ Ленин телесные наказания отменил, и что оставалось делать? Прописали ей лет пять и отправили в лагерь.
Ее пребывание на зоне ознаменовалось двумя анекдотичными поступками. Сначала, когда ее описывали по прибытии на зону, спросили есть ли у нее наколки? Она, не понимая еще воровской жаргон, решила, что речь идет о заколках и сказала: «так ваши все отобрали…», чем вызвала громкий смех ментов и воровок, прибывших вместе с ней.
Отмотав года два, она почувствовала себя в лагере комфортно, прижилась, хорошо трудилась – работала на такой же швейной фабрике, как и на воле, но жила среди шалав, которые познакомили ее с лесбийской любовью, и как рассказывала мне мать, со слов бабки – великолепно сворачивала платок в самотык. Причем у нее он получался такой твердый и такой естественный, что трудно было поверить, что это обычный мягкий женский платок. Даже маленький носовой платочек она могла сложить так, что получалась миниатюрная «пиписка».
Когда она откинулась, то продолжила жить с какой-то из «своих». Ее стыдили, укоряли, но она твердо стояла на своем – мужик мне больше не нужен. Хороший ко мне не подойдет, а гадкого мне и даром не надо.
Пусть живу во грехе, в стыдобе, зато в ласках и наслаждениях и моя подруга не воняет в кровати, как бывший вечно пьяный муж, который то падал в грязь около дома, то, спьяну, обоссывался и в таком виде приходил домой. Да и предохранятся, в таких отношениях, не требовалось, что также радовало ее, поскольку предохраняться тогда было нечем (кроме уксуса), а аборты были запрещены. Плюс вечный голод, жуткие жилищные отношения и полнейшая неустроенность быта.
На спине у нее была татуировка из-за которой она стеснялась ходить в баню и в церковь. История такова ─ прибывши в зону, она сначала испытывала большое отчаяние от потери свободы. И у нее начались сердечные боли, да такие сильные, что ее положили в тюремный лазарет, где она решила, что умрет. Будучи крещеной, она обратилась к вере, как к единственному средству подготовки к смерти. Чувствуя себя многогрешной, что она должна была сделать? Замолить грехи! Но где? На воле-то церкви не найдешь, а то в лагере. История умалчивает, но я думаю, что не без помощи, местных «авторитеток», ей в голову пришло такое варварско-идиотское решение – написать у себя на спине молитву, чтобы предстать перед Отцом Нашим Небесным с молитвою. Видимо нагляделась она наколок у лагерных девок и ни сумела придумать ничего лучшего, как молитву-наколку.
Шалавы выполнили ее просьбу, но написали молитву «на фене» и когда ее осматривал лагерный врач, он просто остолбенел от такого «похабного» прочтения Святых Строк. Даже в те годы воинствующего безбожия ему показалось это святотатством и издевательством над сокамерником, за что он передал веселых девиц в лагерный суд.
Но дело было сделано – со спины молитву не сотрешь, приходилось скрывать ее всю жизнь от посторонних взглядов. Так и преставилась она через много-много лет с «бесстыдными» словами. Мир праху!
Свободное копирование
