Поехали жить в Грузию к деду Полторацкому. Он к этому времени снова овдовел, и жил с дочкой от второго брака Лидой в селе Цители-Цкаро (Красные Колодцы), работал пастухом, заработал много хлеба на трудодни, и усиленно звал к себе старшую дочь со всей семьей. Но и здесь не пришлось осесть на постоянное местожительство – не было работы для папы. В Цители-Цкаро прожили меньше года, здесь Вера закончила 6-ой класс, а Шурик – 9-ый. Папа еще раньше, не дожидаясь конца учебного года, уехал снова в Родниковку, куда его пригласил брат Михаил работать в колхоз пчеловодом. Летом приехали в Родниковку и все остальные, в том числе и дедушка Прокофий Данилович.
Родственники выделили под жилье плохо приспособленный для этой цели сарай, сами они жили в том доме, который в свое время построили мама с папой еще при Николае Петровиче. О том времени в нашей семье сохранилось предание совершенно мистического плана. Жену Михаила тоже звали Мария, и они с моей мамой как-то не очень подружились. Невольным виновником, возможно, был сам Михаил. Он часто ставил ей в пример младшую невестку – мою маму, как хорошую хозяйку, ну, а какой же женщине это понравится. Возможно, что Мария (а она, кстати, как и моя мама, была Мария Прокофьевна, т.е. в замужестве они были полные тезки) побаивалась, что наши начнут претендовать на свой дом, который они оставили им более 10 лет назад. Кто знает...
Как бы то ни было, Мария задумала извести мою маму. Она пригласила из Евлаха женщину, занимавшуюся черной магией – колдунью-знахарку Соколаниху. Что уж там они наколдовали точно неизвестно, но мама тяжело заболела. В ее интерпретации это выглядело так. Ночью, около 12 часов, она вышла во двор по известной необходимости, и вдруг какой-то вихрь поднял ее, и закрутил (как в смерче). «Я только успела вскрикнуть: «Господи, помоги!», и вдруг появилась прямо в воздухе какая-то веревка, за которую я схватилась, и дальше я ничего не помню». Папа выскочил на ее вскрик, и увидел, что мама лежит на земле без сознания. Когда она пришла в себя, то никого не узнавала, билась, кричала, дотянули до утра, а утром повезли в больницу, в Нуху (теперь это г. Шеки).
Далее опять мамин рассказ. «Вошла я в палату, там было несколько женщин, и я всем сразу начала говорить кто, чем болен, у кого, сколько детей и разные другие вещи. Я просто смотрела на человека и все про него знала. К нам в палату приходили женщины из других палат, и я все им про них рассказывала, и прошлое, и будущее. А через несколько дней все прошло, и я больше не могла узнавать о людях ничего. Скоро я поправилась и вернулась домой». Ясновидческие способности у нее не сохранились.
В результате папа понял, что жизнь на одном подворье с братом не складывается, да и условия бытовые были, мягко говоря, плохие, и он, вопреки желанию мамы, затеял стройку. Успели построить дом и сделать внутреннюю отделку одной комнаты, но по настоянию мамы, все бросив, уехали снова в Кировабад. Ведь в Родниковке была только начальная школа и ребята – Шурик и Вера – пропустили год учебы. Папе очень нравилось работать пчеловодом, он часто вспоминал это время, и мне из его рассказов, казалось, что этот этап их жизни продолжался много лет, тем более, что эти периоды, разобщенные во времени более, чем на 10 лет, оба проходили в Родниковке. Но оказалось, что в этот второй приезд они пожили в этом селе чуть больше года. В конце лета 1948 года, к началу учебы в школе, детей отвезли в Кировабад, и оставили их на время у очень хороших друзей семьи – Магулария-Лукиных.
Свободное копирование
