И вот после долгих странствований я прибыл в Петербург — огромный, многолюдный, нарядный и шумный, город чопорных сановников, столицу Российской империи.
По прибытии я явился к первоприсутствующему* в Святейшем Синоде митрополиту Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому). Он принял меня ласково, внимательно выслушал и отвел мне келию в Александро-Невской Лавре, где я мог продолжить разработку деталей, касающихся создания Камчатского благотворительного братства.
* До 1917 года, в отсутствие в Русской Церкви Патриарха, митрополит С.Петербургский имел в Святейшем Синоде статус «первоприсутствующего», т.е. главы.
Я, молодой иеромонах, и не предполагал в своей безвестности и скромности, что мои слова — слова человека, прибывшего из далекой, в те годы неведомой широкой публике Камчатки, из дымных подземных юрт, — по приезде в столицу получат широкую огласку и известность, в том числе в докладах и в кулуарах Государственной Думы, а также в лекциях и в залах различных петербургских церковных и общественных учреждений.
В Александро-Невской Лавре, в моей скромной келии, меня посещали некоторые члены Государственной Думы. В один из таких визитов мне сообщили, что проект задуманного мною Камчатского братства встретил одобрение и поддержку всех депутатов, независимо от политических взглядов и партийных группировок. Однако, как мне разъяснили тогда, принятие конкретных мер и оказание материальной помощи не входит в компетенцию Государственной Думы. Поэтому окончательного решения надо ожидать от Святейшего Синода. Тем не менее, мне были обещаны исходатайствованные мною при докладе в Государственной Думе 25 тысяч рублей на восстановление Камчатской показательной трудовой обители, наподобие существовавших тогда Валаамского, Соловецкого и Шемановского (в Уссурийском крае) монастырей.
Свободное копирование
