Константинополь того времени представлял для беженцев одно преимущество. В Константинополе не было тогда хозяев. Все были гостями, в том числе и сами турки. Хозяевами могло считаться союзное командование. Но оно числилось на этом положении только по праву силы и захвата, а потому морально тоже не могло признаваться настоящим хозяином. У турок же моральные права на положение хозяина яростно оспаривали греки. А греков усиленно, страстно отвергали турки, ненавидевшие их больше, чем "союзников". Таким образом, русские, прибыв из Крыма, чувствовали себя дома. Я думаю, можно утверждать без преувеличения, что никогда больше во время эмиграции, даже в гостеприимных славянских странах, русские не чувствовали себя "так у себя", как тогда в 1921 и 1922 годах в Константинополе.
Пера, кривой коридор, по вечерам беспорядочно испещренный электрическими огнями, стала "нашей" улицей. Русские рестораны вырастали один за другим. Некоторые из них были великолепны, залы в два света, первоклассная кухня, оркестры, каких Константинополь никогда не слышал. Русские дамы нашли хороший заработок в этих ресторанах, им придавали пышность элегантные, изящные, образованные, говорившие на пяти языках женщины. В одном ресторане мне прислуживала магистрантка международного права, трагически кончившая жизнь недавно в Париже. Я познакомился с ее мужем и бывал у них в доме. Это была незаурядная, блестящая по уму женщина, запутавшаяся в сложной жизни.
Мое заявление о газете поступило к верховному комиссару Франции де Франсу, который совершенно категорически мне объявил, что разрешение дано не будет. В утешение объяснялось, что отказано даже верховному комиссару Италии Гаррони в возобновлении "Ля Тюрки", органа итальянского посольства, прекратившегося при начале войны. Гаррони сам участвовал в совете верховных комиссаров, рассматривавших этот вопрос. Он выслушал решение и сказал:
— Я преклоняюсь.
В записной книжке у меня тут записано:
"Какая скука, какой гнусный город, какая хорошая вещь свобода и как хорошо там, где она есть..."
