Вечером 20 октября был вызван в отдел печати к Вернадскому, который мне сообщил, что мы отходим за Перекоп и что "надо подготовить общественное мнение". Накануне я был приглашен на какой-то "непонятный" чай к А.В. Кривошеину5, где собрались Замен, князь П.Д. Долгоруков, Н.Б. Щербатов, Тхоржевский, Наркозов и какие-то неизвестные мне господа.
22 октября представители газет были собраны у главкома. Прибывший из Парижа общественный деятель и журналист заявил при общем смехе, что "выше печати нет ничего на свете".
Я заметил, что перед всеми катастрофами происходят всегда какие-то странности. Откуда-то появляются чудаки, до того прятавшиеся. Произносят загадочные слова или попросту глупости. (Сумасшедший лезет на свет. Недаром в допетровской Руси перед бедствием на улицах, как-то особенно обращая на себя внимание, копошился юродивый).
И кроме того, в русскую смуту перед каждым отходом, эвакуацией и бегством происходило всегда еще какое-то чрезвычайное учредительное собрание — собрание большого, вновь возникавшего политического объединения, с заложенными в него началами широкой коалиции.
Так было и в Севастополе. 27 октября было первое заседание вновь возникшего "Русского государственного союза".
28 октября я встретил Г., нового члена нашей расширявшейся редакции, приглашенного для заведования экономикой газеты. Экономике придавалось большое значение: все должно было делаться под знаком экономики, что тоже бывает симптомом неблагополучия. Г. мне сказал с полной невозмутимостью:
— Учреждения свертываются для эвакуации.
Я не поверил. После обеда пошел во дворец. Встретил М.Н. Головина и Аматуни. Они сказали, что тяжелое положение на фронте ликвидировано. Во дворце от Кривошеина узнал, что положение продолжает оставаться серьезным.
Вечером в новом помещении, где только что успели вколотить последний гвоздь и поставить последний стул, должно было состояться совещание редакционно-издательского комитета. Застал там только Львова — совещание оказалось отмененным. На улице было темно, хлопали вывески, дул норд-ост. Встретил И.А. Уварова. Он шел запасаться провизией. Эвакуация представлялась неминуемой. Лег спать с головой, в которой прыгали больные мысли. Вспомнил слова Уварова: "Опять начинается заячье существование!"
