В эту критическую минуту я вспомнил, что – по сообщениям некоторых лиц – в Нежине есть лицей, в который сравнительно легко принимают, так что в течение какого-нибудь года я мог бы подготовиться настолько, чтобы выдержать туда экзамен и стать студентом. Деньги на дорогу мне «одолжила» мать невесты моего отсутствовавшего тогда приятеля Тура, и я отправился в Нежин.
В Нежине меня поселил у себя один могилевец – студент лицея. Студент был добряк и хороший товарищ, и готов был делиться со мной последним куском, но, на мое несчастие, он сам жил кое-как, уроками и, по большей части, гонорар получал натурой, в виде обеда и, вероятно, ужина. Дома у него редко бывало хлеба вдоволь; я отламывал обыкновенно хлеб тоненькими ломтями, точно пряник. «Обед» или «ужин», состоящий из хлеба со сладким чаем, был для меня редкостью, целым пиршеством. Несколько недель, если не больше, мне пришлось буквально голодать. Но потом я познакомился с одним еврейским гимназистом – Семеном Лурье, доставившим мне урок. Он был, кажется, в четвертом классе. Мне придется говорить о нем в одной из следующих глав. Здесь же отмечу только, что это был способный, интеллигентный мальчик, вернее, почти юноша (ему шел кажется, 16-ый год), с явными задатками благородного, хорошего человека. Понравился я его родителям, в особенности отцу, который почему то решил, что я могу иметь благотворное влияние на его любимого сына и на его развитие; в виду этого родители Лурье взяли меня к себе в дом на полный пансион.
Теперь мне оставалось только спокойно начать готовиться к экзамену для вступления в лицей.
