Однажды ночью ко мне в комнату постучали. Зашел незнакомый мужчина, предложил мне одеться и поехать с ним. На вопрос, куда ехать, он сказал, что там узнаю, и просил поторопиться. Мы вышли. Около общежития стояла машина. Не помню какой марки, но в кузов залезли через заднюю дверь. Кто-то уже там сидел, я поздоровался, но меня оборвал чей-то голос: "Не разговаривать!". Когда глаза несколько привыкли к темноте, я рассмотрел своих коллег - механиков цеха. Заехали еще за кем-то. Он тоже пытался выяснить, куда нас везут, но все попытки разговоров пресекались грубым: "Не разговаривать!". Наконец машина остановилась, кто-то снаружи открыл заднюю дверь и приказал выходить, повторив: "Не разговаривать!". Мы вышли из машины и увидели, что стоим у входа в наш цех. Один из сопровождающих, тут я обратил внимание, что на них была гражданская одежда и форменные фуражки, пошел впереди, второй - сзади. Нас подвели к каптерке Лутова. Это была маленькая бытовочка около 9 кв. м. Мы увидели, что тут уже стоят наши, в том числе и Лутов. Шимко среди них не было. Один из сопровождавших зашел в каптерку, затем вышел, сказав, что будут вызывать по одному, велел ждать, напомнив, чтобы мы не разговаривали между собой. Обстановка была загадочная. Те, кого вызывали, находились там по 15-20 минут, выходили и молча стояли в стороне. Дошла очередь и до меня. За Лутовским столом сидел невысокий мужчина. Он назвал моё имя и отчество, переспросил, правильно ли, положил передо мной чистый лист бумаги и попросил написать, начиная со своих данных, все, что я могу сказать о работе нашей службы. Я сказал, что работаю недавно и, наверное, мало, что могу написать. Он сказал: "Пишите, все что знаете. О своих функциях, структуре нашей службы и взаимоотношениях с механиками и производственниками. Я коротко все написал. Он посмотрел мои записи, и попросил никуда не уходить. Так мы и стояли молча около каптерки, не зная, что произошло, и почему нас подняли с постелей. Через некоторое время нас начали вызывать по второму разу. Когда я зашел во второй раз, мужчина за столом спросил, не хочу ли я, что-либо добавить к тому, что я уже написал. Я ответил, что мне нечего добавить. Тогда он положил передо мной чистый лист и попросил написать все ещё раз. Я написал. Когда меня попросили написать все в третий раз, я пытался как-то сопротивляться, но мужчина меня спокойно, но очень настойчиво, уговорил написать ещё раз. Мол, все написали.
Пока мы писали, стало светать. Только тут я обратил внимание, что пресс "Шлеман", у которого мы стояли, не работает, и вокруг пресса стоят стойки, которыми мы пользуемся, ограждая ремонтную зону. Около семи утра в цех зашел Тарануха и с ним Шимко. Тарануха подозвал меня к себе, подал мне приказ, директора завода о назначении комиссии по расследованию причин несчастного случая на горизонтальном прессе усилием 5000 тонн в цехе №4, велел внимательно прочесть его и расписаться. В числе членов комиссии, я увидел свою фамилию. Ничего больше в приказе не было. Я расписался и не знал, что мне дальше делать. Шимко подошел ко мне, успокоил и сказал, что сейчас будем проверять техническое состояние пресса. Спросил, знаю ли я как управлять прессом. Я ответил, что знаю. Он говорит: "Вот и хорошо, встанешь за дистрибутор, и будешь выполнять команды Таранухи. Знаешь, как это делается?". Я ответил, что знаю. (Например, когда проверяется работа концевых выключателей, мостового крана, крановщица переводит рычаг контроллера в положение движения механизма в сторону проверяемого концевика, и поднимает руки, чтобы было видно, что механизм (тележку, мост, грузовой крюк) остановила не она, а концевой выключатель, ограничивающий движение этого механизма.) Наконец комиссия во главе с главным инженером собралась около пресса и меня попросили встать за главный дистрибутор. У пресса два рабочих места: одно прессовщика - за главным дистрибутором, второе его помощника - за дистрибутором управления столом-мундштуком пресса.
По команде Таранухи я задавал различные действия, и пресс четко выполнял их, что было даже удивительно, т.к. стоит пропускать какому-нибудь клапану или манжетному уплотнению и ползун пресса может не стоять на месте. В зависимости от дефекта будет быстрее или медленнее ползти в какую-либо сторону. Просили меня бросать рычаг из одного положения в противоположное, чтобы посмотреть, не проскочит ли он нейтральное положение. Но все работало очень четко.
На дистрибуторе управления столом особенно настаивали, чтобы я с силой толкал рычаг, проверяя, не проскочит ли он нейтраль. Работая на этом дистрибуторе, я обратил внимание на то, что направление перемещения рычага и движения стола не совпадают, как это было на контроллере управления краном. Но, когда я пытался обратить внимание на это, на меня цыкнули, и сказали, чтобы я молчал.
Проверка пресса закончилась успешно. Тут же меня усадили писать акт-заключение комиссии, ограждение вокруг пресса убрали и предложили начальнику цеха начать работу на прессе. Вот тут, наконец, я и услышал, что же произошло ночью. Оказывается, помощник прессовщика с помощью крючка пытался вытащить из станины (передней траверсы) прессостаток, но не мог его подцепить и в это время стол пошел в сторону станины и раздавил его.
Все настаивали на версии, что это он, в спешке, толкнул рычаг дистрибутора из положения отвода стола в нейтральное положение и полез в станину, а рычаг проскочил нейтраль и перешел в положение движения стола к прессу. С этим можно было согласиться, но я только что пытался проделать с рычагом то же самое, и у меня это не получалось, он останавливался в положении стоп и стол стоял неподвижно.
Кроме того, движения стола очень быстрое и он не успел бы даже заглянуть в станину, а если бы все же успел, то его перерезало бы на две части мундштуком стола. Одна часть оказалась бы в станине, нагретой до 4000С, другая снаружи.
Он же оказался придавленным и ни одежда, ни он сам не были обожжены ни станиной, ни мундштуком стола, нагретым до такой же температуры. Мне казалось очевидным, что его быстро прижали мундштуком стола, тут же отвели стол и вытащили его, уже раздавленного в сторону от пресса.
Это мог сделать только прессовщик, стараясь отвести подальше стол, может быть для того, чтобы помочь ему извлечь прессостаток. Не работая постоянно на этом дистрибуторе, он толкнул рычаг в направлении отвода стола, а это было направление обратного движения. Когда он это понял, было уже поздно.
Шимко сказал мне, чтобы я не распространялся о своих версиях, т.к. погибшего уже не вернуть, а обвинять прессовщика, значит погубить еще одного человека.
Мне было поручено разработать и установить на все дистрибуторы специальные фиксаторы, которые бы удерживали рычаги в соответствующих командам положениях.
Так я впервые познакомился с работой органов гос. безопасности, это они привезли нас в цех и брали объяснительные записки.
Через несколько лет мужчина, сидевший за столом Лутова, перешел на работу нач. бюро пропусков завода. Мы с ним познакомились. Овсянников Н.С. оказался очень коммуникабельным и приятным человеком. Мы с ним неоднократно ездили в одной компании на озера, с ночевкой на рыбалку. Однажды я напомнил ему о нашем первом знакомстве и спросил, зачем нужно было писать одно и то же три раза. Он ответил, что во всем был виноват Лутов, т.к. он после первой записи, сказал, что он написал не так и может еще добавить. При этом он писал и о том, что я, молодой специалист, числюсь конструктором, а остаюсь за Шимко и выполняю помимо конструкторской еще и работу механика цеха, о том, что Воронин и его бригадир иногда приходят на работу с похмелья. Это и послужило причиной повторных объяснений.
