Случилось так, что в университетские годы я одновременно близко узнала двух людей, принадлежавших к ушедшей в прошлое небольшевистской революционной России, двух очень известных когда-то меньшевиков: Павла Соломоновича Юшкевича и Любовь Исааковну Аксельрод (Ортодокс).
Об Юшкевиче я до знакомства с ним ровно ничего не знала, кроме того, что Ленин когда-то назвал его «мальчиком в коротких штанишках» (в наши дни этот ярлык снова всплыл — по отношению к Е. Гайдару). Запальчивость Ленина показалась мне просто смехотворной, когда я воочию узнала этого крупного человека и крупного философа. Пожилой человек, обладавший редкой в наше время широкой образованностью, проявлял необыкновенное дружелюбие и снисходительность к той, все еще очень невежественной девчонке, какой я тогда была. В наших разговорах в те первые две зимы знакомства он, понятно, избегал острых вопросов современности, но часто рассказывал о прошлом и вообще беседовал на разные интеллектуальные темы. Уходя от них, я всякий раз уносила с собой совершенно незнакомый взгляд на истины, казавшиеся мне азбучными.
Только после возвращения из эвакуации, в последние два года войны, когда я, работая над диссертацией, снова начала бывать в этом гостеприимном доме, Павел Соломонович уже говорил со мною как с другом — но, думаю, и тут не вполне откровенно.
Фаина Абрамовна стала моим официальным научным руководителем, и я приходила к ней с каждым написанным куском текста, заранее зная, что буду подвергнута беспощадной критике за мою способность в увлечении логикой выдвигать необоснованные идеи. Она, как Станиславский с его известным «Не верю!», безошибочно улавливала подобные мои рассуждения, казавшиеся мне такими красивыми, и разбивала их в пух и прах, требуя документальных доказательств. А иной раз тыкала меня носом в упущенное доказательство и показывала, как следовало поступить. Да, многому она меня научила.
Мне в то время не с кем было оставлять пятилетнего сына, и я брала его с собой на эти свидания. Мы с Фаиной Абрамовной сидели часами над моим текстом, а Павел Соломонович все это время занимался Юрой - читал ему или серьезно, без скидок на возраст, рассказывал что-нибудь или беседовал с ним, и оба получали удовольствие. Потом он говорил мне: «Очень, очень незаурядный ребенок! Каково-то ему придется в жизни?»
Ребенок был действительно незаурядный. Он рано начал читать, к пяти годам был развит, как десятилетний школьник, и нам казалось, что его ждет необычайная судьба. Впоследствии облик вундеркинда исчез, и к окончанию школы это был просто очень способный, интеллигентный юноша.
Свободное копирование
