Так я и получила в 1935 году вожделенный «красный диплом» и на следующий же день отнесла его на истфак МГУ.
Вспоминая техникум, скажу еще о применявшемся на младших наших курсах «бригадном методе». Ничего нелепее нельзя было придумать — разве если поставить себе цель выпустить из учебного заведения людей, не имеющих понятия о том, что они в нем изучали. Курс делился на «бригады», и в каждую из них включали часть слабо подготовленных студентов и часть сильных. Для получения зачета отвечали, как правило, сильные, а зачет ставили всей бригаде. Но потом все-таки опомнились, и к концу нашего второго курса эту глупость отменили. Можно себе представить, в каком невыгодном положении оказались слабые — и мы потом помогали им, как могли.
Но все-таки - чем же были заняты несколько моих лет, от 15 до 19, столь важные для формирующегося человека? Преимущественно ум-сгвенным развитием — далеким от того, чему учили в техникуме. Многочасовые ежедневные занятия, поездки с Поварской на Басманную и обратно, домашние задания (особенно помнится такой предмет, как электротехника - преподаватель, вызывая к доске, задавал вопросы не только по заданному на дом, но по всему курсу) поглощали все время – а хотелось всего — и как-то удавалось многое. Что я только ни прочла тогда! У Николая Дмитриевича Зорина был огромный шкаф с собраниями сочинений русских и иностранных классиков, вероятно, оставшийся от Шполянских (не помню, чтобы сам Н.Д. что-нибудь читал). Я прочла все его содержимое — от полного Григоровича до полного Диккенса. Как можно том за томом проглотить все сочинения скучнейшего Григоровича, не могу теперь понять. Но прочла. И, конечно, читалось подряд и все, что оказывалось в доме, — главным образом, переводные романы, которых много циркулировало в 20-е и 30-е годы, какой-нибудь Пьер Лоти... Но и Эптон Синклер и Ромен Роллан тоже были прочитаны от корки до корки. Мало того — именно тогда, еще до университета, я заставила себя прочесть первый том «Капитала» и, по совету Дани, взялась за Гегеля, которого, впрочем, не осилила.