В авиационной роте я пробыл с месяц. Летчики были ребята добрые, меня звали братиком, но они редко бывали в помещении, и я был почти все время один.
Как-то пришел молодой человек в шинели и повел меня, а куда — не знаю. Привез меня по железной дороге в большой город. Уже идя по городу, он встретил знакомого.
— Здорово! — Здорово!
— Куда? Зачем?
— Да вот,— показывает на меня кивком головы.
— А это, наверное, туда?
— Ну да, конечно. Этот тоже сегодня ночью будет готов.
— Вчера шестнадцать человек... и каждый день. А у вас как?
— Да тоже почти также... Мне сказали, чтобы винтовки не брал, но я все же взял, а то туда с голыми руками неудобно...
— Ну, счастливо...
Вошли в здание управления. Мой конвоир подошел к сидевшему человеку средних лет, с круглым, пухлым лицом и большой головой, и сдал пакет. Тот прочитал пакет, взглянул на конвоира:
— А ты все же взял винтовку, как тебе не стыдно! Иди!
На нас обратили внимание сидевшие за соседним столом мужчина и высокая, средних лет женщина, которая и обратилась к начальнику:
— Павел Михайлович, разрешите и мне присутствовать на допросе? Я очень много слышала о нем...
— И нам, и нам,— стали просить его еще три женщины, вошедшие в дверь слева.
— Нет, нет, что вы! Нельзя!
— Павел Михайлович, почему нельзя? Ведь это же не политический допрос, а о нравственности,— заговорила первая женщина.
— Все равно нельзя!
Те три женщины скрылись за дверью.
— Почему нельзя? Ведь это же не государственная тайна. Я буду сидеть смирно в своем уголке, а вы меня не замечайте.
— Нельзя, Марья Михайловна, посторонней женщине присутствовать.
— Я не посторонняя! А скажите, вы просто привыкли не считать женщину за человека,— рассердилась она.— Вы не понимаете, что женщина — мать, от нее зависит воспитание детей, порядок в семье, в обществе.
— Марья Михайловна, я вполне с вами согласен, но только не сейчас об этом, в другой раз.
— Да, вы все согласны, а делаете свое старое, дикое. Сколько я заявлений писала — прекратить выпускать водку, табак, и все согласны, а муж приходит домой пьяный, я — мать — не знаю: куда спрятаться с детьми, а он всё бьет... и так живет все общество. Вот ваше согласие какое, а мне надо узнать нравственную сторону жизни... я уже много слышала о таких людях. Я хочу сама слышать.
— Нельзя! Нельзя! Нельзя!
Марья Михайловна вышла, хлопнув дверью.
— Ну и народ, эти женщины,— и, не допрашивая меня, он вызвал какого-то молодого человека и распорядился: — Вот, возьми адрес, пакет, но безо всякого оружия, в вольном...
