В феврале вся «гужавинская академия» (КУОП) перебазировалась из Кольберга в Бреслау на Одере. Разместились опять уютно. Это тот самый Бреслау (ныне Вроцлав), где убивали наших парламентеров.
Ждали государственную комиссию, готовились к экзаменам. Надо сдать экзамен, получить звание «лейтенант административной службы». Получить узенькие белые погоны. Запереться в секретном отделе и стать надолго армейским чиновником.
Советуемся с Ванькой Комаровым: скоро демобилизация, а там и университет... На кой черт нам эти погоны? Это значит, будешь до конца дней служить. Я ещё добавил: «А вечное к нам подозрение?» Если из танкового училища попросили, если ещё в дни призыва сразу в штрафники зачислили, то что же будет здесь, на секретных-то делах? Посадят. Рано или поздно. Да ещё скажут: пробрался...
Надо любой ценой избежать этой службы, а тем более — секретного делопроизводства. Но как? Я предложил:
—А так, завалим экзамен — и только. Сдадим на двойку. Что нам будет? Ничего. За тупость не сажают.
—Но мы же оба отличники!
Мало ли чего. Завалим, и все тут.
На экзамен я пошел первым. Взял билет. Там три вопроса. По Конституции СССР — первый вопрос. Я его знаю прекрасно. Два вопроса — по секретному делопроизводству. И вот тут я и разыграл из себя дурака. И вполне удачно.
—Идите! — сказал мне гневно полковник.
Ванька Комаров, воодушевленный моим «подвигом», сделал то же самое, только ещё смешней.
Вечером мне вручили пакет за пятью печатями и направление в штаб дивизии.
Дорога дальняя, попутными армейскими машинами. Ночевал я у какой-то немки-старушки по пути в город. Ужинали втроем, старик со старухой и я. Кое-как беседовали, я немного говорил по-немецки. Изъяснялся, по крайней мере, понятно.
Случай с «пакетом» деда, когда он сам должен был отнести из Покровска в Петропавловск санкцию на свой арест, не давал мне покоя. Когда учились, мы спрашивали нашего преподавателя лейтенанта Рыкова: «Неужели нельзя вскрыть пакет так, чтобы сургуч не тронуть?» Конечно, можно. Рыков нам рассказал, как это сделать в случае необходимости. И наука пригодилась. Я попросил у старушки горячий кофейник, нагрел и вскрыл пакет. Что там? Ничего. Вот моя биография, написанная мною же,— ещё та, из танкового училища. Вот листок прохождения службы. Вот в конце синим карандашом размашисто написано: «Государственные экзамены не сдал. Офицерского звания не достоин. Председатель государственной комиссии полковник Сухоруков». И подпись.
Заклеил я пакет — в нем все оказалось как надо. На другой день прибыл на место, в штаб полка. Старшина строевого отдела Овсянников спросил только:
—Откуда прибыл?
—С курсов делопроизводителей.
Он схватил телефон и закричал в трубку:
—Кондаков, бегом сюда! Завдел прибыл!
Старшина Кондаков явился тотчас, схватил меня под руки — и к себе в комнату, где он жил. Сразу на стол — водку, колбасы, сыры, консервы всевозможные, солености, икру — полный стол яств!
Выяснилось за столом: старшина Кондаков работает заведующим делопроизводством (завдел) по продуктово-фуражному снабжению полка. Он с 1915 года. Его сверстников всех уже демобилизовали, а он задерживается — нет подмены. Его упрашивают остаться на сверхсрочную, но он рвется домой.
—Но ты же завдел? — спрашивает он меня.
—Да нет же, я завдел секретного производства. Даже не начфин: я совсем не знаю ни норм на питание, ни какой другой вашей бухгалтерии.
—Выпьем?
Выпили.
—Слушай, Николай, давай скажи, что ты завдел, а? Я демобилизуюсь, а ты, если не понравится, перейдешь на другую службу. Выручай!
—Ты уедешь, а мне служить. Как же я так смогу, если не знаю этого дела.
—Ну вот что, пошли к заместителю командира полка по материально-техническому снабжению.
Пошли. Майор Колесник выслушал нас. Долго думал. Потом расспросил меня обо всем, что я есть такое.
—Слушай, Кондаков, давай десяток дней позанимайся с ним. Он парень грамотный, разберется. Так ведь?
—Да разберусь, наверное.
На том и порешили.
...Кондаков с утра уже спрашивает:
—Ну, Коля, как постигаешь?
—Постигаю.
Постичь надо было главным образом приказ Љ 170, в нем — все нормы. Об отчетности старшина разъяснил подробнее, в том числе о заменах и коэффициентах замены продуктов: масла на мясо, мяса на рыбу, рыбы на мясо, рыбы на сахар, сахара на табак (для некурящих). Выходило, что масло можно при желании перевести в спички, не нарушая приказа 170.
Науку эту я постиг на пятый день и сказал Кондакову:
—Ну, можешь ехать.
До осени работал я завделами.
Свободное копирование
