АБРАМ СОЛОМОНОВИЧ ПРИБЛУДА
(данная статья и воспоминания А.Приблуды опубликованы в:
"Вестник Еврейского университета" # 4 (22). Москва 2000 – Иерусалим 5761)
Жизнь Абрама Приблуды состояла из двух неравных по длительности и по насыщенности частей; вторая началась в 60 лет, после выхода на пенсию, она-то и оказалась главной. В начале седьмого десятка он расстался с прежними занятиями и отдался тому, о чем втайне мечтал смолоду.
Некогда провинциальный мальчик из Балты, сын переплетчика, содержавшего книжную лавку, а потому книгочей с детства, он преодолел порог процентной нормы, окончил гимназию с золотой медалью и поступил на исторический факультет Киевского университета Св. Владимира, затем — на исторический факультет Новороссийского университета в Одессе. Тут было его призвание, но реалии первых послереволюционных лет вынудили его сделать иной выбор.
В короткой автобиографической записке он рассказывал: «Хотя при закрытии Одесского университета в 1920 г. я и был оставлен в группе специализирующихся студентов при кафедре новой истории, которой руководил проф. Е.Н. Щепкин, но время было — не до учебы. Е.Н. Щепкин целиком ушел в дело строительства нового социалистического общества, массового политпросвет. образования, студенты разбрелись, и я вернулся в Балту». С историей, как казалось, было покончено. Позднее он получил высшее юридическое и экономическое образование — и всю «официальную» трудовую жизнь проработал юристом: адвокатом («защитником», как это называлось тогда), юрисконсультом, юристом-экономистом; в послевоенные годы он был главным арбитром Министерства промышленности средств связи, а затем — главным арбитром Московского городского совнархоза, откуда был уволен за несколько месяцев до выхода на пенсию — в лучших традициях советского помпадурства.
После выхода на пенсию он уплатил дань прежним занятиям, выполнив несколько серьезных работ по экономике и хозяйственному праву — книг, статей, разделов в коллективных трудах; они были опубликованы, в частности, в изданиях Академии Наук, перепечатывались за рубежом; долгое время Абрам Приблуда был корреспондентом журнала Международного Союза юристов-демократов.
Одно его экономическое исследование мало кому было известно. Желая осмыслить очередную реформу управления хозяйством, которая готовилась вскоре после свержения Н. Хрущева, он пересмотрел всю историю советских структур управления экономикой: она оказалась пульсирующей от децентрализации к сосредоточению и обратно, от концентрации к рассредоточению; при этом циклы структурных реформ никак не коррелировали с периодами роста или упадка самой хозяйственной деятельности. Составив таблицы, где это обстоятельство было представлено с необходимой наглядностью, он добился аудиенции у одного из самых высокопоставленных хозяйственников той поры — у заместителя Председателя Совета Министров державы и председателя Совета Народного Хозяйства В.Э. Дымшица (видимо, полагая, что с дельным хозяйственником — евреем он скорей найдет общий язык). Дымшиц вежливо и внимательно выслушал аргументы исследователя, поблагодарил, сказав, что все это очень интересно, попросил оставить материалы для дальнейшего изучения. Однако, параллельно со словесной речью можно было уловить и другую, безмолвную: «В глазах Дымшица, — рассказывал Абрам Соломонович, — была понимающая и печальная безнадежность…»
Скорее всего, этот визит в декабре 1964 г. обернулся символическим актом прощания с экономикой.[ii] А. Приблуда занялся тем, к чему стремился смолоду и о чем мечтал в долгие годы службы. Он стал (сделал себя?) историком и филологом — и предметом его исследований он избрал еврейство.
Свое еврейство Абрам Приблуда понимал и переживал столько же как судьбу, сколько как предназначение. Начальные годы его служебной карьеры были непосредственно связаны с ситуацией евреев в послереволюционной стране. Расставшись с профессором Щепкиным и с историческим факультетом, он вернулся в Балту, где вскоре стал ответственным секретарем местного отделения Еврейского Общественного Комитета (Евобщестком) — общественной организации, как свидетельствует само ее название, созданной по инициативе зарубежного еврейства и ставившей своей целью помощь евреям, пострадавшим от погромов, или как-то иначе, в годы революции и гражданской войны. В конце 1921 г. он был переведен в Одесский Евобщестком и работал там ответственным секретарем вплоть до его ликвидации в 1924 г. Став дипломированным юристом, он выступал в одесской еврейской судебной камере, где процесс вели на понятном евреям идиш, а чтобы облегчить их правовую ориентацию, он перевел на идиш действовавшие тогда Уголовный и Земельный кодексы. Позднее, став специалистом в сфере кооперативного и налогового права, он консультировал деятельность различных кооперативных институций — Кустсоюза, Кожпромсоюза, Химпромсоюза, Разнопромсоюза, кредитной кооперации — и тем самым, можно предположить, в большой степени защищал интересы бывших еврейских ремесленников, кустарей и умельцев, втиснутых в социалистические изложницы — во избежание стихийного воскрешения капитализма.
В дальнейшем еврейская тема стала предметом подспудных домашних занятий Абрама Приблуды; он писал для себя, для близких. Профессор Б. Блиндер вспоминал, как в 1946 году в Ташкенте, будучи студентом-юристом, он познакомился с А. Приблудой, и, заслужив его доверие, получил для прочтения рукопись «Писем к дочери об антисемитизме»…[iii]
Итак, вскоре после выхода на пенсию он полностью посвятил свое время еврейской тематике. Интенсивность его штудий была поразительна — ко дню смерти в 1978 году число его публикаций приблизилось к тремстам.
Первые статьи были напечатаны в журнале «Советиш Геймланд» — и сразу же, самую первую из них, «Евреи в Академии Наук до революции и в советские годы», перепечатала парижская левая еврейская газета «Найе Прессе». В следующем году «Найе Прессе» перепечатала две статьи, одну еще — канадская «Вохнблат». Затем подключилась варшавская «Фолксштимме», которая позднее публиковала статьи Приблуды чаще всех других, и нью-йоркская «Моргн фрайайт»; вскоре к названным изданиям прибавились «Унзер Фрайнт» в Монтевидео, «Идише Культур» в Нью Йорке и другие; параллельно стали появляться статьи в академических изданиях — «Антропонимике» Института языкознания АН СССР и краковской «Ономастике».
Листая список публикаций А.Приблуды, нельзя не заметить, что название «Советиш Геймланд» с годами встречается все реже. Действительно, первоначальный механизм: публикация в единственном советском издании на идиш — перепечатки в зарубежной периодике, постепенно уступил место прямым связям: автор, который не мог «положить партбилет», будучи беспартийным, и не мог лишиться работы, будучи пенсионером, запечатывал свежую статью в конверт и отправлял в Варшаву или Париж. Нет нужды напоминать, что эта операция, столь естественная для нынешнего взгляда на вещи, в контексте своего места и времени имела привкус политического скандала: Приблуда бесконтрольно печатался заграницей. И хотя в статьях «Евреи на I съезде Советов РСФСР» или «Имена братьев и деда и бабушки Иисуса» трудно было усмотреть что-либо антисоветское, сама по себе автономия процедуры бросала тень на пишущего. В конце концов, редактор «Советиш Геймланд», органа Союза писателей СССР, счел невозможным сотрудничество с таким автором; когда Приблуда однажды объяснялся с редактором, ему прямо было заявлено, что страницы журнала станут снова для него доступны, если он прекратит печататься заграницей — таково непременное условие. Выполнить его Приблуда не успел.
Исследования Абрама Приблуды, если судить на основании опубликованных работ, группируются по нескольким главным направлениям: евреи в российском революционном движении, евреи в Великой Отечественной войне, гражданской войне, еврейская ономастика; к ним примыкает еще один тематический круг — русская интеллигенция и антисемитизм. Писать на эти темы он начал раньше, кое-что из написанного печатать было невозможно. Между тем, по мере накопления материала выстраивалась структура целостной монографии; в бумагах сохранились наброски плана такой монографии, один из них озаглавлен «К истории еврейского народа в СССР» (там изложение должно было начаться с Февральской революции), другой, существенно более широкого охвата — «Евреи в общественно-политической и культурной жизни России и СССР». Написанные и опубликованные статьи, будучи сопоставлены с этими планами, выглядят как более или менее законченные фрагменты будущего фундаментального труда.
Следует держать в памяти даты: первые еврейские публикации Приблуды появились в 1968 году, последние прижизненные — в 1978-м. Естественно, на всем, что он публиковал в те годы, лежит отблеск затянувшегося советского заката, который на языке отечественных эвфемизмов все еще носит имя «периода застоя». В атмосфере реального социализма, заряженной реальным антисемитизмом, каждое движение еврейского сознания получало особые, двоящиеся, мерцающие, но в то же время и внятные значения.
Так, русская интеллигенция и антисемитизм — область, состоящая из нескольких обширных сюжетов. Попросту говоря, среди русских интеллигентов бывали и антисемиты — и А. Приблуде был известен порядочный материал подобного рода. Писать об этом было невозможно, разве что в стол. Следовательно, надо было писать о тех русских интеллигентах, которые выступали против антисемитизма — Горьком, Короленко, о самом Ленине. Однако, напоминания эти, независимо от сакральности имени, выглядели идейно-политической бестактностью.
История еврейства в пределах Российской Империи и ее наследника — Советского Союза — тема бесконечно многогранная, но Приблуда остановил свой выбор в первую очередь на революционном движении, гражданской войне и Великой отечественной войне. При этом, он никогда, ни в молодости, ни в зрелые годы не был воодушевлен марксистскими идеями, а тем более — их практическими интерпретациями в одной, отдельно взятой стране; эти слова я прошу принять в качестве свидетельского показания. Просто о евреях в революции и последней войне можно было говорить как бы внутри идеологической конвенции — и публиковать свои исторические штудии. Евреи — защитники родины, Герои Советского Союза, генералы великой войны — это было хорошо с формально-идеологической точки зрения. Однако, на фоне ходячего и никем не опровергаемого, более того — постоянно подпитываемого властью общего места «евреи не воевали» исследования А.Приблуды становились вызовом. Подобные же обертоны, быть может — в более сложных опосредованиях, появлялись в историко-революционных статьях.
Сегодня, спустя добрую декаду после крушения советского режима, многие вещи видятся в другом свете. Морально-исторический экстремизм склонен менять знаки на противоположные и находить истоки ленинизма-сталинизма в любых явлениях либеральной мысли и революционного движения. В этой духовной прокуратуре (как и полагается прокуратуре) не склонны принимать во внимание ни контексты времени, ни смягчающие обстоятельства, ни субъективные мотивации – и там некоторые статьи А.Приблуды могут быть либо истолкованы, либо использованы, как питательная субстанция для российских антисемитов. Но суд должен выслушать все стороны.
Ссылка на то, что историко-революционные материалы, в отличие от прочих, можно было публиковать, упрощает дело; далеко не вся история была ко двору, многое публиковать нельзя было совсем, скажем — статьи об евреях-эсерах выглядели крамольными по самому своему предмету. Но исследования об евреях-революционерах, о евреях в первых советских структурах власти, в Красной армии и т.д. были напоминанием о том, что в двойной бухгалтерии системы было скрыто в доходной строке и выведено в расходную. В обстановке тотального вытеснения евреев из партийной и государственной жизни и последовательного их вытеснения из других привилегированных или полагавшихся престижными сфер, известия о роли этнических евреев (скажем так) в сотворении Советского Союза, равно как и в сотворении его культуры, были крайне нежелательны, они были занесены в ту обширную часть прошлого, которую следовало забыть; не исказить даже, но просто стереть из памяти.
Среди мотивов этого выбора Абрама Соломоновича я склонен видеть еще и чувство оскорбленного национального достоинства, и профессиональный нравственный императив, требующий восстановления исторической правды. Вот так, все вместе.
Наиболее «академическую» часть его наследия составляют работы по еврейской антропонимике. Здесь с наибольшей силой проявил себя и темперамент историка, и его особая филологическая одаренность — помимо идиш, иврита, русского, украинского он в большей или меньшей степени владел немецким, французским, английским, польским; в его бумагах остались письменные упражнения в испанском — этот язык он взялся изучать на восьмом десятке. Наряду с обширными знаниями истории, традиций, бытовых реалий, культуры, ему в его разысканиях безусловно помогала специфическая лингвистическая интуиция. Еще раз: исследования о происхождении и значении отдельных фамилий, имен и их групп обогащали его методологический инструментарий и позволили выстроить контуры целого — книги, где тема была изложена систематически. План этой книги под названием «Имена и фамилии евреев», найденный в его бумагах, состоял почти полностью, за исключением трех или четырех рукописных текстов, из опубликованных в разное время работ; тут же, в одной папке, были собраны и тексты этих статей, книга была готова, остановка была за издателем. Другим обобщающим трудом была рукопись, переданная в Институт Языкознания АН СССР; она не увидела света, но послужила источником и стимулом для дальнейших исследований.[iv] Я приведу — в переводе с английского — слова автора наиболее серьезной книги в этой области, увидевшей свет уже в 1990-е годы. «Главный плод его исследований, книга «Фамилии евреев в СССР» (написанная в 1971 г по-русски) никогда не была опубликована. Это никак не связано с качеством книги; в то время единственные книги о евреях, публиковавшиеся в Советском Союзе, были антисионистские труды, критиковавшие сионизм, Израиль и еврейскую национальную ментальность вообще. Следовательно, интересная и важная книга, в которой еврейские фамилии в России и в Советском Союзе впервые были рассмотрены систематически, никогда не увидела света. Рукопись Приблуды и его картотека фамилий сыграли важную роль в общем замысле настоящей книги».[v]
Возможно, не все определения А.Приблуды выдерживают критику с современной точки зрения, но основной массив фамилий классифицирован и определен компетентно и точно. Добавлю, что в своих работах по антропонимике, объясняя происхождение и значения имен, А.Приблуда открывал, как бы попутно, обширную панораму истории и быта восточноевропейского еврейства, а в некоторых случаях — и всей европейской диаспоры.[vi]
Уже после смерти Приблуды вышел в свет «Справочник личных имен народов РСФСР» (М.: Русский язык, 1979), где ему принадлежит раздел «Еврейские имена». В 1987 году «Советиш Геймланд» издал на идиш отдельной брошюрой (в качестве приложения к журналу) десяток его статей по антропонимике под общим названием «К истории еврейских фамилий».
* * *
Однажды в дверь московской квартиры, где жил Абрам Соломонович, постучался иностранный гость. Видный американский инженер из Лос-Анджелеса, специалист в области полупроводников, Саймон Прасин, был восторженным читателем статей Приблуды, опубликованных в американских изданиях, старательно их собирал и хранил, состоял в переписке с автором и, попав в Москву, захотел познакомиться с известным еврейским ученым и взглянуть, как он живет. Гость привез с собой драгоценный подарок — пишущую машинку с еврейским шрифтом.
Он оказался в благоустроенной коммунальной квартире, где известный ученый с женой занимал комнату в 15,5 кв. м., служившую общей комнатой (living room), столовой (dining room), кабинетом (office), и спальней (bedroom). Это было вполне сносное жилье: перед тем, будучи главным арбитром министерства, он вместе с женой в течение нескольких лет снимал небольшую ванную комнату в доме у дальних родственников, там можно было поместиться за счет отсутствовавшей ванны. В отдаленном от окна углу новой комнаты американский гость увидел маленький письменный стол, за ним, естественно, стул, и за спиной, у стены — хилую книжную полку. Часть материалов, рукописей и книг можно было хранить в стенном шкафу в прихожей. Вот тут, за этим столиком были созданы все главные работы замечательного энтузиаста и труженика. Приблуды жили скромно, чтобы не сказать — бедно, скверное здоровье жены доставляло Абраму Соломоновичу много забот и тревог, дочери с семьями были неблизко, в других городах. Тем не менее, я полагаю, последние полтора десятилетия его жизни были счастливыми. Он занимался любимым делом, писал, и был услышан. Его работы сохраняют свое значение и сейчас, спустя десятилетия после его смерти. Это совсем немало.
Борис Бернштейн.
Свободное копирование
