В казенном училище

 Два года я учился в казенном еврейском училище. Существовали в царское время такие казенные школы, в которых учителя евреи обучали еврейских мальчиков русской грамоте, четырем арифметическим действиям и начаткам географии и русской истории. До 1912 года в городе существовали еще две церковно-приходские школы, то туда еврейские родители самих детей не пускали.

Казенные еврейские училища были созданы во второй половине прошлого столетия при содействии царского правительства еврейскими «просветителями», ставившими себе задачу бороться с невежеством и религиозным фанатизмом еврейского народа путем приобщения его к общечеловеческой культуре. Их лозунгом было: «Будь евреем дома и человеком вне его». Эта деятельность перекликалась в некотором отношении с руссификаторскими видами правительства.

Но не подумайте, что царское правительство вдруг расщедрилось и открыло казенный кошель для распространения лучей света в темном еврейском царстве. Русские самодержавцы и их просветители графы Уваровы и Толстые никогда не спускались так низко. В крепостные времена обучение «грамоте» подлого люда» и инородцев было ни к чему. /Грамоте и не всякий благородный был обучен./ После реформ 60-х годов XIX века в городах и селах стали открываться начальные школы, но организовывали их и содержали земства, города или церкви. Источником для содержания казенных еврейских училищ были средства «коробочного сбора».

Это был особый налог на свечи и на «кошерное» мясо. Налог этот был подсказан правительству еврейскими просветителями. Какая еврейская женщина не зажигала свечей в канун субботы? Какой еврей ел трефное, не кошерное мясо? Из медных грошей собирались солидные суммы, и часть из них пускалась на содержание казенных еврейских училищ. Неправда ли, оригинальный способ борьбы с невежеством и религиозным фанатизмом путем эксплуатации этого самого невежества и фанатизма? Какое блестящее применение на практике в царских условиях гегельянского единства противоположностей.

В первые годы существования «школы» пустовали. Они были встречены ортодоксальным еврейством с явным недоверием, даже враждебностью. В глазах набожных евреев «школы» были рассадниками вероотступничества, созданными с целью совращения душ малых неразумных детей в христианство, воротами в ад. Начинается с «гойских» книжек и разговоров на «гойском» языке, затем – хождение с непокрытой головой, потом нарушение субботы, а там и еда трефного и далеко ли уже и до «шмада» -- крещения, отступничества от Боrа Израиля?

Но в мои годы, годы быстрого роста капитализма на юге России, ослабления еврейской изолированности казенные еврейские училища стали притягательным желанным источником образования. Здесь можно было бесплатно выучиться читать, писать, стать грамотным. Училище имевшее три класса – группы, было переполненным. В последующие годы оно стало обрастать параллельными классами, затем легальными и полулегальными общеобразовательными курсами и группами, на которых молодые самоотверженные учителя без денег или за ничтожную плату со всем пылом юности действительно делали большое дело приобщения еврейских ребят к общечеловеческой культуре. Сколько теперешних инженеров, врачей и ученых обязано этим скромным энтузиастам, указавшим им впервые, как стремиться и достигать вершин человеческих познаний.

***********************************************

Училищем заведывал по должности казенный еврейский раввин. Была и такая фигура в дореволюционное время. Она представляла перед властью еврейскую общину. Казенный раввин редко обладал еврейским образованием. Он вел метрические книги рождений, браков и смертей, следил за явкой военнообязанных к призыву, за взиманием коробочного сбора, хотя он отдавался на откуп по феодальной системе взыскания налогов какому-нибудь богатею. Казенный раввин должен был проводить среди еврейскаго населения и разные просветительские и полицейские мероприятия. Как лицо официальное, имевшее какое-то отношение к администрации, казенный раввин был допущен в клуб Дворянского собрания и наравне с еврейскими врачами и аптекарями мог за карточным столом проигрывать русским помещикам и чиновникам свои непахнущие «жидовским чесноком» ассигнации.

Самым примечательным в нашем казенном раввине была его голова, и не столько голова, сколько сидевший на ней головной убор. Это был черный шелковый цилиндр. По субботам и праздникам, а также в табельные дни, когда кантор в синагоге «делал мишеберах» его императорскому величеству государю императору и всему царствующему дому, казенный раввин появлялся в главной синагоге в этом высоком, блестящем черном уборе. Цилиндр был в городе единственный. Высотой и блеском, оригинальностью он резко выделялся среди массы картузов, шапок и котелков и должен был внушать почтение к личности его обладателя.

Казенный раввин вел в училище урок закона Б0жия. В начале урока он торжественно читал перед классом знакомые утренние молитвы в русском переводе, объясняя нам, хедерникам, значение молитвенных слов по-русски. Это было комичная процедура, так как некоторые ученики знали значение древнееврейских слов лучше учителя – «раввина». Однако никто не осмеливался нарушить торжественной серьезности урока. Глаза у учителя были строгие, в красных прожилках, выпученные, как у лягушки или как у женщины, больной базедовой болезнью. Он читал, а мы повторяли:

«Благословен еси Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, что создал свет и сотворил тьму».

-- Благословен еси Ты, Господи Боже наш и т.д. что дал разум петуху» .

Его метод воздействия на непослушных учеников был драние за уши. Указательным и безымянным пальцами он хватал провинившегося за ухо и крутил его так, что после процедуры оно еще долго пылало ярким румянцем, хвастая краснотой перед своим бледным собратом по другую сторону бедной головушки. Мы боялись нашего «раввина» больше всех учителей и больше всех его чтили за важность фигуры и за начальственный непререкаемый тон.

Первый класс в училище вел учитель Ц. Это был коренастый человек средних лет со сморщенным лицом старой торговки и близорукими глазами. Он носил очки, но когда проверял тетради, он поднимал очки на лоб и сильно щурился. Разговаривал учитель Ц. тихо, всегда казался смущенным. Непослушных учеников наказывал ударами линейки плашмя по ладони. Ц. составил задачник и отпечатал его за свой счет в местной типографии. В задачнике были столбики на все четыре действия: до 10, до 20 и до 1000 и простенькие задачки из оборота мелочной лавочки. Цена этого тонюсенького учебника было не то десять, не то пятнадцать копеек.

Меня определил сразу во второй класс, так как я уже умел читать, писать и считать даже больше, чем до ста.

Учителем второго класса был рослый человек с большими руками, толстыми ногами и беременным животом, которого он не мог скрыть ни под форменным учительским кителем – зимой, ни под кремовым чесучовым пиджаком – летом. Узенькие щелки глаз на лысой жирной голове, отвисающий двойной подбородок и мощное крупное тело делали его похожим на самодовольное животное, любящее неподвижно греться на солнце, купаясь в непросыхающей луже. Он любил покрикивать на учеников и за малейшую провинность предлагал вытягивать левую ладонь, по которой он тупой стороной длинной указки отсчитывал положенной количество ударов. Удары он наносил со вкусом, считая на весь класс: «Раз-два-три...»

Ладонь быстро краснела, начинала набухать и ныть. Но, Боже сохрани вас, отдернуть руку или расплакаться. Зингман терпеть не мог «бабского» плача. Он тут же с ужимками передразнивал плаксу, вызывая гогот всего класса.

Учил нас Зингман русскому языку по книге для чтения Вахтерова, арифметике – по задачнику Евтушевского, чистописанию – по прописям Тихомирова и элементам начальной географии по карте двух полушарий /вот тут и применял он свою длинную указку, хотя они служила ему пособием и на других уроках/.

Зингман был непл0х0й педагог. Он умел заинтересовывать ребят. На уроках русского языка он умело драматизировал речь и манеры персонажей из крыловских басен: часто распределял роли из басен среди учеников, сам выступал в роли «от автора» и в классе возникали самодельные пьески с живыми действующими волками, лисицами, соловьями, мартышкой.

На уроках арифметики он представлял, как из пункта А и Б мчатся поезда навстречу друг другу или обгоняя друг друга. Мы образно представляли себе, как льется вода в бассейн сразу из двух кранов и тут же выливается через дно, из которого кто-то вытащил деревянную затычку, как в бане Лумера. По географии он интересно рассказывал про воду, про облака, про овраги и горы. В поисках рек и островов мы задирая голову, тыкали длинной указкой в географическую карту.

Самым интересным, чем владел учитель Зингман, были его две дочери: Соня и Зина. Высокие, стройные, красивые, изящно одетые, они своим появлением всегда приносили радость и оживление. Я бросал восторженные взгляды на гибкую, краснощекую задорную хохотунью Зину. Но чем могла тогда проявиться детская влюбленность в 16 летнюю девушку из далекого мира. Романов я еще не читал, в поэзии ничего не смыслил, а о тайнах любви знал только то, во что меня нескромно посвящал по вечерам сын нашего соседа парикмахера, прыщеватый парень с завитой шевелюрой, от которого всегда пахло одеколоном.

Учителем третьего класса был студент Тейтельбойм. У него было красивое нежное лицо, на голове шапка спущенных ниже затылка каштановых волос. Это был робкий молодой человек, никогда не возвышавший на нас голоса, никогда не применявшего к лентяю или проказнику других мер воздействия, кроме плохих отметок или укоризненных взглядов, но от его взглядов всегда опускались глаза и руки. Когда ему мешали на уроке, он удалял виновника из класса.

Тейтельбойм любил русскую поэзию, хотя учился на медицинском факультете и впоследствии, женившись на дочери нашего заведующего, стал врачом. Сейчас, вспоминая через много лет этого студента я еще испытываю к нему чувство благодарности за то, что он научил меня видеть, как сквозь волнистые туманы пробирается луна или воображать себя шалуном, посадившим жучку в салазки и бегущим в морозный день по сверкающей снежной глади.

Русскую историю мы изучали по краткому учебнику с иллюстрациями Острогорского. Известный учебник русской истории для начальных школ, рекомендованный Ученым Советом Министерства Просвещения, в нашем училище не был принят, вероятно из-за имевшихся в нем выпадов против злокозненных жидов. Из деятелей русской истории мне понравились простой и благородный князь Святослав с его вызовом «иду на вы» /этой формулой объявления войны мы пользовались в наших играх/, Петр Великий – «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник» и, конечно, Суворов с его чудо-богатырями.

В мае 1912 года в присутствии родителей заведующий училищем торжественно вручил нам свидетельства об окончании училища, украшенные с двух сторон двуглавыми царскими орлами. Нескольким учащимся были вручены похвальные листы, двум – кроме того и награды за отличные успехи в учении и примерное поведение. Одна награда в виде собрания сочинений В.А. Жуковского в роскошном, тисненом золотом переплете была вручена мне.

Из торжественного напутственного слова заведующего училищем мы узнали, что перед нами открыта дорога к полезному труду на благо отечества. Папа стал меня знакомить с переплетным делом и книжной торговлей, готовя себе помощника. Но тут на сцену снова выступила моя мама. В моей жизни началась новая эпопея – гимназическая.