24 мая. Угольные ямы совсем пусты. Разрешено принять американский уголь. Полный запас принять не можем, так как пробоины еще не заделаны и при полном запасе уйдут в воду.
Наконец получена официальная бумага от генерал-губернатора - ответ американского правительства, оказавшийся неблагоприятным для нас. Так как наши суда потерпели не от морских случайностей, а от столкновения с японскими военными судами, то без нарушения нейтралитета им нельзя разрешить по исправлении повреждений выйти в море. Мы очутились в крайне затруднительном положении: нас перед тем обнадежили различными предположениями, заставили снять все временные заделки пробоин для осмотра комиссией. Теперь же снова приходилось заделывать их своими средствами, что потребовало бы не менее трех дней, и лишь только по окончании этой работы можно было приступить к погрузке полного запаса угля. Адмирал тотчас же подал протест: заделки пробоин были сняты по желанию американских властей, и это обстоятельство не дало возможности судам отряда принять уголь и быть готовыми к немедленному выходу в море.
Адмирал просил дать достаточный срок для приведения судов своими средствами хотя бы в такой вид, в котором они пришли в Манилу. Генерал-губернатор немедленно телеграфировал об этом в Вашингтон. Во время разговора флаг-офицера с генерал-губернатором, последний тоже упомянул о присутствии японских крейсеров в филиппинских водах. По-видимому, это ему было официально известно. В пять часов пополудни на двух пароходиках прибыли из Кавите американские морские врачи со своими санитарами и носилками. С "Авроры" было сдано 26 самых тяжелых раненых, в том числе два офицера: лейтенант князь Путятин и мичман Яковлев. Мой оборванный санитарный отряд не ударил в грязь лицом перед щеголеватыми янки и выносил и спускал раненых сам и на наших носилках, которые, как. я заметил с чувством некоторого удовлетворения, оказались гораздо практичнее американских. Раненые снимали фуражки, крестились, говорили: "Прощайте, братцы, не поминайте лихом!" Ох, и не хотелось же мне отдавать их в чужие руки после стольких трудов, после 11 дней возни с ними на крейсере! Лихорадящих было мало, раны имели прекрасный вид. И я привык к раненым, и они ко мне. Каждого из них я снабдил историей болезни, температурным листком, рентгеновским рисунком; пусть американцы не думают, что у нас как-нибудь. Послал телеграмму главному медицинскому инспектору флота. Скоро ли кончится наше томление!