Радостное волнение первых выступлений миновало, и потянулись скучные и однообразные будни, все подчинялось тому, чтобы быть в хорошей форме. Вовремя вставать, вовремя ложиться спать, вовремя есть, вовремя репетировать — и никаких излишеств. Жизнь подчинена арене, а в данном случае — сцене. Наши единственные друзья и соотечественники Розетти уехали в Копенгаген. Незнание языка ограничивало прогулки, в кашей семье только отец владел немецким языком, но ему надоедало переводить, и он порой убегал от нас на целый день. Самым большим развлечением для нас было кино, но мы часто не понимали, что происходит на экране.
Мы жили в буржуазном районе Берлина, и меня приводила в уныние чопорность немцев в магазинах, на почте, в кино и театре. Отношения между немецкими артистами тоже были далеко не дружескими, и, конечно, это распространялось и на нас. Можно было проработать в театре месяц и два и услышать только стандартно-любезное «добрый день». Артисты разных номеров друг с другом почти не разговаривали и, уж конечно, не помогали друг другу в работе. Как все это не походило на тот дружеский и даже семейный тон, какой царил в наших цирках! С большим теплом я вспоминаю только режиссера и рабочих сцены, всячески помогавших нам, скрашивавших наше пребывание за границей.
Закончив гастроли в «Скала», мы перешли в более демократический театр, «Плаца», и сразу же почувствовали иное к себе отношение. И хотя мы выучили только несколько немецких фраз, здесь быстро нашли общий язык не только с рабочими сцены, но и с артистами. Кстати, в зарубежных варьете было принято приобретать себе друзей по занимаемому положению в театре. Артист, пользующийся большой популярностью, считал невозможным общаться с артистом, номер которого ничем особым не отличался. Мы это заметили с первых же дней гастролей в Германии, но, помня дружбу, связывающую артистов у нас на родине, решили, что это простая случайность. К сожалению, впоследствии мы убедились, что такое положение существует во всех театрах и цирках на Западе. Простые люди театра — билетеры, рабочие сцены, униформисты — были поражены, что мы, премьеры театра, разговаривали с ними, как с равными. Нам неоднократно преподносили цветы с запиской: «От ваших друзей — работников сцены и билетеров театра». Эти трогательные знаки внимания со стороны людей с очень скромным заработком вызывали у нас слезы благодарности.