В конце апреля нам приказали свернуть госпиталь, переехать в Эльбинг и там развернуться для приема раненых.
Шло последнее наступление на Берлин, и мы с нетерпением ждали: вот-вот возьмут!
1-е Мая отметили, как в доброе старое время. Торжественное заседание, доклад майора, праздничный обед. Внизу была большая школьная столовая, и в нее вместились все.
А 2 мая - наши взяли Берлин. Началось напряженное ожидание мира. Пошли слухи о перехваченных радиосообщениях, что "вот-вот".
Нам привезли около ста раненых из ближайших медсанбатов, из тех дивизий, что сражались на косе Фриш-Гоф. Немцы там упорно сопротивлялись, неизвестно зачем.
Одной из последних раненых привезли девушку-разведчицу. Ей уже сделали высокую ампутацию бедра по поводу оскольчатого перелома, и она в тяжелейшем остром сепсисе. Красивая белокурая девушка с мужественным лицом. У нее было четыре ордена, из них два - Красного Знамени. Теперь ее представили к званию Героя, но ей уже не дожить до награды...
- Я умру, доктор? Да?
- Ну, что ты, милая. Жалко ноги, но жизнь дороже... Сделают протез.
- Что - протез... Я чувствую, как жизнь уходит. Засыпаю, забываюсь и все боюсь, что не проснусь... А не спать не могу...
Что мы могли для нее сделать? Переливали свежую кровь каждый день, вливали глюкозу, всякие витаминные препараты. Культя была покрыта омертвевшими тканями, из нее торчал острый обломок бедра почти у шейки. Надо думать, что инфекция прошла в тазобедренный сустав.
Сепсис развивался стремительно, каждый день потрясающие ознобы и поты по несколько раз. В интервалах лежит бледная, как труп. Несмотря на ежедневные переливания крови, процент гемоглобина снизился до 30. За ней ухаживала Шура Маташкова. Слабеньким голосом больная спрашивала:
- Шурочка... уже объявили о победе?
- Нет ещё... еще нет.
- Ты же меня сразу разбуди... Так хочу дожить, чтобы уже сказали: "Все!"
И она дожила...
Свободное копирование
