23 января в полдень принесли приказ: немедленно переезжать в Калугу. ПЭП прислал машины - два автобуса и полуторку. С начальником в последнюю неделю случилась беда: он запил. С утра трезвый, смущенный, в обед - веселый, а вечером - пьяный. Противно. Поэтому собирались без него. Комиссар и Тихомиров командовали погрузкой.
Автобусы большие, но на тяжелый груз не рассчитаны. В первую очередь взяли хозяйство операционной. Кажется, еще погрузили белье, одеяла. Чеплюк и часть кухни - на грузовик. Все остальное - в обоз. Продукты обещали в Калуге дать. Развертываться в зданиях, как в Подольске. Город уже три недели наш, небось, все есть. Так мы рассуждали в автобусе.
Приехали в Калугу утром 24-го, совершенно замерзшие. Как солдаты воюют в такую стужу?
Мы с Тихомировым рассматриваем город с пристрастием - ищем дом для госпиталя.
Длинная вокзальная улица. Все каменные дома сожжены или взорваны. Людей мало. На перекрестках черные дощечки с названиями улиц по-немецки, а ниже - по-русски.
В стороне от проезжей части - немецкая техника. Не так густо, как на снимках в газетах, но попадаются пушки, "разутые" грузовики и огромные гусеничные и многоколесные вездеходы с несколькими рядами сидений для солдат. Я видел в довоенных хрониках, как на них немцы восседали, когда Европу завоевывали.
Поближе к центру стали попадаться уцелевшие дома. В некоторых уже живут - окна заделаны фанерой и досками, выставлены дымящие железные трубы.
Трупы еще не все убраны - видели несколько, валяются в подворотне, в легких френчах, очень белые лица, и волосы развеваются на ветру. Вот они, "белокурые бестии". Домаршировались. Ищу внутри себя чувства: нет, не жалко.
В центре много целых, но замороженных домов без стекол. Один понравился. Вывеска: "Педагогический институт". Завернули. Стекла выбиты, но не горел. Казарма, что ли, была? На стенах нарисованы забавные картинки - жрут, пируют и похабщина. По углам валяются бутылки из-под вин. Посмотрел - французские. В нескольких комнатах выломаны полы - видны щепки, видимо, рубили на топливо. Груды тряпья, русские деревенские одеяла из лоскутов, дерюги. Кутались. Мебели не видно - всю сожгли.
В одной комнате был штаб. Вороха всяких бумаг, и среди них разбросаны солдатские книжки. Возможно, погибших... Солидные книжки, бумага хорошая. Фотографии - все молодые, умные лица. "Культурная нация". Многие интеллигенты на Западе уповали на эту культуру, когда Гитлер пришел к власти, а вышло вот что. Эти вот красивые молодые люди с хорошими прическами насилуют, жгут, убивают...
Этот дом нам подходит. Нужно немедленно начинать ремонт. Заделать окна, затопить.
Внизу нашли кабинет с целыми стеклами. Выгрузили имущество. Затопили печку, хотели согреться. Безнадежно! Стены так промерзли, что для оттаивания понадобится неделя. Нужно устанавливать времянки - железные бочки. Мы еще опыта не имеем. Да и где искать бочки, трубы?
Мы - четверо врачей - обосновались все-таки напротив, в деревянном домике. Чудные русские люди попались. Первый знакомый, переживший немцев. Старый учитель естествознания. "В Дерпте вместе с Бурденко кончал". Его жена - помоложе, тоже учительница. Приняли нас, как родных. В захламленной интеллигентской квартире было холодно, но терпимо. Вскипятили чай, принесли картофельных лепешек.
С Тихомировым распланировали госпиталь. И началась страда ремонта... Дрова, доски, уборка, плотники, дружинницы, транспорт...
