2-2 Юность кучерявая моя

  В одиннадцатом классе добавились новые заботы и мысли, грызущие меня постоянно, как бы ни пытался изгнать их из головы. "Куда пойти учиться?" - этот вопрос я задавал себе и не мог ответить на него. Сосед мой, по парте, Володя Неговора собирался поступать в Ростовский Университет, и я решил присоединиться к нему. Осложняло это решение то, что в этот год в школах был двойной выпуск. Выпускными были одиннадцатые классы в последний раз и впервые десятые, поэтому конкурс при поступлении был тоже в два раза больше. Я понимал, что нужны не только отличные оценки в аттестате, но и отличные знания в голове, и чтобы победить в этом конкурсе - надо было забыть все и учиться, учиться и учиться!   И я учился, но не мог бросить охоту и рыбалку, а также увлечение радиотехникой, хотелось также сходить в кино или на танцы. Да столько соблазнов было кругом, что знания не лезли в голову. Перед экзаменами в школу пришёл военком, собрал ребят - выпускников и предложил поступить в военные училища, рассказав при этом о правилах поступления, о том, что училища стали высшими и там тоже можно получить высшее образование, пригрозив, к осени забрать всех не поступивших призывников служить в армию. Он тогда вновь разбудил во мне, почти угасшую, мечту стать офицером. Я не находил себе места после этого, все думал, что делать?   Мои сомнения помог решить, неожиданно приехавший в отпуск, старший брат Виктор, служивший уже в звании майора. Он, в резком тоне, сразу разъяснил мне преимущества учёбы на казённых харчах, в казённой одежде и в бесплатном казённом жилье, намекнув при этом на мизерные пенсии родителей. Последний аргумент был самым весомым, и я принял решение поступать в военное училище. Когда в военкомате мне предложили военные училища, находящиеся в городах, рядом с домом, я от всех отказался и, к большому удивлению военкома, попросил отправить меня на Дальний Восток в танковое училище, которое ранее закончил мой брат Владимир. Расчёт был прост, если поступлю - буду учиться, а если не поступлю, то посмотрю нашу большую страну, ведь проезд был бесплатным. Как то сразу на душе стало легче и я, потихоньку, стал готовиться к выпускным экзаменам.   Дома тоже произошли перемены, к нам переехала жить моя старшая сестра Людмила, которая жила и работала ткачихой на текстильном комбинате в г. Семипалатинске.   В комнате стало тесновато, что ещё более затвердило моё решение уехать. Познакомившись с сестрой, зачастил ко мне мой друг Володя Неговора и я стал обрабатывать его, чтобы вместе поехать на Дальний Восток. Он, к моему удивлению, быстро согласился и, в свою очередь, уговорил своего друга Ивана Передельского. Вместе мы прошли медицинскую комиссию, подготовили и сдали в военкомат необходимые документы и стали ждать решение.   Жизнь продолжалась: готовились и сдавали экзамены, ходили на вечера в школе, где танцевали модный твист, рискуя порвать ушитые и обтягивающие ноги брюки - дудочки. Провожали девчонок домой, а иногда робко целовались, далее дело не доходило. Нравилась мне девочка из девятого класса Рая Кодзик, турчанка, почти одновременно со мной приехавшая сюда из Турции. Однажды с ней я ходил на конноспортивный праздник, где вместе гуляли и фотографировались. Ранее мне брат Михаил подарил фотоаппарат "Зоркий-2С" и я быстро освоил весь процесс фотосъёмки и печатания фотографий.   Рая много рассказывала о своей Родине, оставшихся там друзьях и родных, о родителях, вынужденных по политическим мотивам эмигрировать в нашу страну. Я часто потом получал от неё поздравительные открытки к праздникам, где она обращалась ко мне "Гена - Джан", не зная точно, что это слово означает, чувствовал от него теплоту и ласку.   Отмечая последний звонок, почти всем классом, в доме Виктора Некрасова мы выпили вина и шампанского. От такого коктейля у всех было весёлое настроение, танцевали, пели песни, целовались на брудершафт, долгое время, потом вспоминая это веселье. После этого дня приступил к подготовке к экзаменам, читая учебники и делая короткие выписки, отвечая на вопросы билетов.   Выпускные экзамены, которые так мы так боялись, были сданы успешно и без потерь. А когда, после торжественного собрания, получив аттестат и собравшись в спортзале на выпускной вечер, даже стало грустно, что этот этап в моей юности закончился. А встретив рассвет на горе, со сказочным названием "Лягушинка", возвращаясь, домой, в груди было какое-то щемящее чувство, что ещё немного и мы разлетимся, как пушинки с одуванчиков в разные края и никогда не увидимся. Предчувствие не обмануло! Действительно, только несколько одноклассников мне удалось найти уже в настоящее время, благодаря всемирной паутине - Интернету. Так постоянно общаюсь с Ольгой Тамашакиной, Инессой Черкасовой, ныне Басовой, Володей Неговора.   И вот я снова в пути уже на Дальний Восток. Дорога была долгой и с пересадками. На первой, в Ростове, остановились у родственников Володи Неговора. Город мне понравился и я пожалел, что не решился ехать сюда учиться, военное училище здесь тоже было.   В дороге не скучали, попутчики менялись, а мы продолжали ехать и ехать. За окном пролетали города, и даже целые часовые пояса. Только тогда я, реально, убедился, как велика и необъятна наша Родина.   Менялись природные пейзажи: южные степи сменялись европейскими лесами, а после Уральских гор въехали в азиатскую часть страны, как будто мы повторяли, практически, уроки географии. Пересекая по мостам знаменитые реки, я с завистью смотрел на них и вспоминал реку Убу и Шемонаиху. Чем ближе был Казахстан, тем чаще и чаще вспоминал Валю, образ которой, из-за длительной разлуки, был каким- то расплывчатым. Я, лёжа на верхней полке вагона, представлял её повзрослевшей, но у меня это не получалось, вновь и вновь возникал перед глазами её детский портрет с озорными голубыми глазами и косичками. Я мечтал, после учёбы, приехать к ней в новенькой военной форме и поразить её в самое сердце своим бравым видом, но, каждый раз, мои мечты прерывались очередной остановкой поезда или соседями по купе. На больших остановках я, периодически, бросал в почтовые ящики на перронах открытки с короткими текстами о том, какие города мы проехали и что видели.   А видели много! Пейзажи менялись, как на слайдах диафильмов. Особо меня поразила красота Байкала, по берегу которого проезжали на восходе солнца, где в прозрачной воде был виден каждый камушек. Только в детстве на реке Убе я видел подобную картину. Восходящее солнце, перламутром рассеивалось в воде и, отражаясь, освещало мягким светом прибрежные горы, кучеряво покрытые вековыми соснами и кедрами, которые чётко вырисовывались на алеющем небосводе. Такая картина завораживала и не давала оторвать глаз, о сне и думать не хотелось. Уже жарким днём поезд остановился на станции Слюдянка, где берег Байкала был совсем рядом и мы решили искупаться. Выскочив из поезда, в одних плавках, я с ходу прыгнул в воду и, как ошпаренный, вылетел из неё, так по-зимнему холодна была вода в озере. Здесь же мы купили отварной картошки и знаменитого копчёного омуля. Картошку съели сразу, взятые в дорогу продукты закончились, а омуля есть не стали - был с душком! Только позже узнал, что у местных жителей - это высший класс, в приготовлении рыбы.   И вот, после десятидневного пути, мы подъезжали к незнакомому и далёкому городу Благовещенску, радуясь окончанию поездки и, в тоже время, страшась неизвестности будущего. Город особого впечатления не произвёл, ничем не выделялся от увиденных городов ранее. Мы пошли на набережную Амура, спустившись к берегу, сполоснули лицо и руки в чистой воде, с любопытством рассматривая невысокие строения на другой стороне. Там был уже Китай. Тогда мы и не думали, что пройдёт совсем немного времени и на набережную уже станет опасно выходить и многое в отношениях двух великих государств резко изменится!   Если я, ранее, допускал мысль, что если не поступлю, то поеду обратно, ещё раз посмотрев на страну, то теперь одна мысль об обратной дороге вызывала ужас, так мы намучались в душных и тесных вагонах, да ещё с голодными желудками. Я твёрдо решил приложить все усилия для поступления - только вперёд, ни шагу назад!   До училища ехали на автобусе, находилось оно около двенадцати километров от города, в большой лощине между сопок, которая называлась Моховой Падью. Сопки были покрыты низкорослым дубняком, а вдали голубела лента реки Амур. Читая книги известного путешественника Арсеньева про Дальневосточную тайгу, у меня о ней сложились совсем другие представления, в корне отличающиеся от увиденного здесь.   Поселили нас сразу в палаточном городке для абитуриентов и накормили в летней столовой. Наевшись сытной перловой каши с кусочком мяса, я повеселел и понял, что и здесь жить можно. Сразу же стали искать земляков и не нашли, в основном все были из Забайкалья и Дальнего Востока. До экзаменов оставалось несколько дней, и я углубился в подготовку к ним. Удивительно! После дороги, как будто мне прочистили мозги - все само просилось в голову и запоминалось легко. В палатках днём было жарко и приходилось поднимать и подвязывать полог брезента, чтобы ветерок освежал немного тело. Многим заниматься не хотелось, и они играли в карты или шахматы, рассказывали анекдоты или о своих похождениях в предыдущей жизни, мешая сосредоточиться и обдумать прочитанный текст. Приходилось уходить подальше от палаток и лёжа в высокой траве инженерного городка, под знойным солнцем, которое ничем не отличалось от южного и, казалось, будто по заказу, специально, испытывало всех поступающих на прочность и выносливость, ещё и ещё раз листать школьные учебники. А мысли часто уходили в сторону, то вспоминался дом, где обо мне волновались мои родные, и так хотелось, мгновенно, перелететь туда и ещё раз вдохнуть воздух свободной жизни, то возникали сомнения, а правильно ли я выбрал свой дальнейший путь? Может, пока не поздно, бросить все и вернуться в привычную жизнь! Уже не было былой уверенности в том, что я хочу стать офицером. В первые дни я обошёл почти все территорию училища, представляя, что ранее по этим местам ходил мой старший брат Владимир, который поступил сюда учиться из войск, прослужив около года где-то у озера "Ханка". Приезжая в отпуск он много рассказывал о своей службе и учёбе в училище, о своём командире взвода курсантов старшем лейтенанте Юрии Филатове, который обучал его спортивной стрельбе из револьвера в свободное от службы время. Я ходил и узнавал, как будто уже знакомые для меня места и думал, что если брат выдержал все трудности разлуки с родными и тягости службы, почему я не смогу! Уже потом, прослужив много лет, я твёрдо понял, что самое тяжёлое в первый год службы - разлука с родными и любимыми людьми, ностальгия по дому и оставленному образу жизни. Вот почему в это время самым желанным человеком является почтальон, который, как голубь, в любой момент может принести долгожданную весточку из дома. Написав письма всем, я ждал ответа, готовый подставить нос, по которому дневальный, исполняющий функции почтальона, постучит конвертом - такая здесь сложилась традиция.   Училище ничем не напоминало воинскую часть. Не было заборов и КПП, курсанты могли свободно ходить на почту, в магазины, на стадион и в парк с танцплощадкой, находящиеся в посёлке. По субботам и воскресеньям на танцы приезжали из города, в набитых до отказа автобусах, девчонки, с надеждой познакомиться, а может быть и выйти потом замуж за будущего офицера. Гремела на всю Моховую Падь музыка, вызывающая ностальгическую боль в моем сердце. Видя гуляющие парочки, стремящиеся где-то уединиться от всевидящих курсантских взоров, я вспоминал, все чаще Валю и короткие свидания с ней. И, вновь, я представлял себя, уже в курсантской форме, приглашающим её на танец, и, как всегда, что-то возвращало меня в реальность! Все это опять вдохновляло меня и вселяло уверенность в правильности поставленной цели.   Жили по военному распорядку дня, ходили строем, строем же и бегали на физзарядку, заступали в наряд по столовой, где мыли посуду и чистили картошку, стояли дневальными под грибком, убирали ежедневно территорию и посыпали жёлтым песком дорожки палаточного городка, внушительно называемого во всех инструкциях - лагерем! Командовал всеми абитуриентами, грозный с виду, с большими черными усами, полковник Лобус, любивший железную дисциплину и твёрдый воинский порядок. Большой и ласковый чёрный пёс, живший рядом с грибком дневального и которому, почти все, приносили из столовой какой - ни будь лакомый кусочек, почему-то тоже имел кличку "Лобус".   Первым не выдержал военной жизни Иван Передельский, по моему мнению, специально заваливший экзамен по Русскому языку и литературе. Мы проводили его в "полосатый рейс", так называли сдачу матрацев, белья и получение проездных документов на обратный путь. Володя тоже получил неуд, но упорно продолжал сдавать экзамены. Все письменные экзамены по русскому языку и математике я сдал на "хорошо", а вот устный по физике, чуть не завалил. Попался мне закон о сохранении количества движения, который знал, а вот формулу его - забыл, как будто вырезали кусок ленты из моей памяти. Пришлось хитрить и проситься у подполковника, с внушительным видом, выйти за забытой ручкой и он - отпустил! Несколько секунд хватило мне, чтобы глянуть в учебник и вспомнить все, но оценка, после моего чёткого ответа, была снижена на один балл улыбающимся преподавателем.   Сдав экзамены, мы стали ждать мандатную комиссию, решение которой, окончательно, решало судьбу абитуриента. Каждое утро на построение приходили офицеры, выискивали нужных специалистов, а потом уводили их в свои вотчины, как дешёвую рабочую силу для восстановления и ремонта учебно-материальной базы. Меня, как художника, умеющего писать шрифтом, взял под свою опеку подполковник Мешков, возглавлявший кафедру ЗОМП (Защита от Оружия Массового Поражения). Он поручил писать плакаты и учебные пособия на больших белых листах, где я рисовал ядерные взрывы, похожие на большие черные грибы и солдат в противогазах, храбро бегущих вперёд. Насмотревшись на мучения отца, получившего лучевую болезнь от невидимой, после ядерного взрыва, радиации, я все думал, как это противогаз и прорезиненный плащ может защитить человека от неё.   Наконец наступил долгожданный день, и я стоял перед членами мандатной комиссии. За длинным красным столом сидело несколько офицеров и внимательно, как на медосмотре, смотрели на меня. От волнения их вопросы я слышал, как будто издалека. Спрашивали: почему я решил стать военным, о составе семьи. Старший из всех, вдруг, прямо спросил меня, какой курс обучения я выбрал, высший или средний. Я, вместо ответа, почему-то задал вопрос: "А на каком курсе, быстрее стану офицером?". Ответ был: "На трёхгодичном!"   В голове быстро пронеслись выпускники этого года, на наших глазах из курсантов, как по волшебству, превратившиеся в красивых, как братья - близнецы, офицеров. Лишний год учиться, чтобы получить высшее гражданское образование не хотелось, тем более что все получат в конце обучения одинаковое среднее военное образование и звание - лейтенант. И я решил учиться на трёхгодичном курсе. Позднее я пожалел об этом и чтобы получить высшее образование, заочно окончил педагогический институт, но это другая история.   Володя Неговора не поступил, не знаю, что он говорил членам комиссии, но знаю, что многих абитуриентов, получивших одну двойку, вызвали из дома для учёбы из-за получившегося недобора в учебных ротах. А может он решил поскорее вернуться к полюбившейся ему моей сестре Людмиле, на которой он впоследствии женился. Хорошо помню момент, кода Володя пришёл проститься ко мне. Я сидел в бытовой комнате роты и мне, впервые в жизни, стригли машинкой голову под нуль. С большим сожалением смотрел на свои черные густые кудри, падающие на пол и колени, понимая, что заканчивается моя вольная кучерявая юность и наступает самостоятельная жизнь в жёстких армейских рамках!   Отдав Володе свою одежду и письмо для родителей, я вышел из комнаты уже в военной форме, которая была чистой, но бывшей в употреблении (БУ). Наш курсантский батальон состоял из двух рот: десятой и одиннадцатой, в которую я и попал. Командовал ротой среднего роста, скуластый, с пристальным взглядом и звенящим голосом майор Владимир Горкун. Он, по-деловому, подобрал команду для ремонта казармы, в которую попал и я, как художник, основной обязанностью которого было сначала белить, а потом чертить поверх побелки коричневую филёнку, рискуя упасть с четырёхметровой высоты. Так мы работали до конца августа.   Первого сентября 1966 года, как и во всех школах, в училище начались занятия. Накануне нам выдали новенькую парадную форму, с острым запахом нафталина и хрустящие хромовые сапоги. Шерстяные синие брюки пришлось вручную ушивать самому, благо опыт такой уже был в школьной жизни, а широкие голенища хромовых сапог заглаживать горячим утюгом на деревянной колодке - этому быстро научили старшекурсники. На торжественном построении училища вынесли Боевое Знамя, и мы приняли Военную Присягу, текст которой выучили так, что и сейчас его чётко помню. Читая вслух слова присяги, перед лицом своих товарищей, я видел, почему-то, лица мамы, отца, своих родных и близких людей, внимательно слушающих меня, будто боявшихся пропустить какие-то важные слова, а услышав их, с облегчением и одобряюще кивали мне, словно вместе со мной повторяли их, чтобы я ничего не упустил и не нарушил текст священной присяги перед всем Советским народом. Этот день запомнился на всю жизнь. Нет уже давно Союза Советских Социалистических Республик, а Военная Присяга до сих пор остаётся в силе для меня, как единственная клятва в жизни!   С принятием Военной Присяги нас поздравил Начальник Училища генерал - майор В. Табакин, и с этого дня начался отсчёт моей календарной военной службы, одновременно с занятиями по изучению военного дела. Но это будет другая история!