Теперь я жила в общежитии ИМКА. Месячные протекали все так же тяжело, но сейчас мне приходилось зарабатывать на жизнь, и работала я не дома. Нельзя же прогуливать каждый месяц по неделе и при этом рассчитывать, что тебя не выгонят с работы. Я держалась, как могла, но подруги в общежитии видели, что мне плохо. Мэрилин то и дело спрашивала, что со мной. Я объяснила ей, что в Сомали, еще ребенком, я прошла обряд обрезания.
Но Мэрилин выросла в Лондоне и не могла до конца понять смысл того, что я рассказывала.
— Слушай, Уорис, а покажи-ка мне. А то я не понимаю, о чем ты толкуешь. Тебе что, что-то там отрезали? То? Или это? Что тебе все-таки сделали?
Наконец однажды я не выдержала, спустила трусы и показала ей. Никогда не забуду, какое у нее при этом стало лицо. Она отвернулась, по щекам текли слезы. Я пришла в отчаяние, потому что подумала: «О Аллах, неужто все и впрямь из рук вон плохо?» Первое, что сказала после этого Мэрилин:
— Уорис, ты хоть что-нибудь чувствуешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Понимаешь… — Она печально покачала головой. — Ты хотя бы помнишь, как выглядела, когда была совсем маленькой, до того, как случилось все это?
— Да.
— Так вот, я и сейчас такая же. А ты теперь совсем другая.
Вот теперь я узнала наверняка. Больше не приходилось сомневаться — скорее, можно было надеяться, — что не всех женщин калечат так, как это случилось со мной. Теперь я точно знала, что отличаюсь от других. Я вовсе не желала другим мучиться так же, но и страдать одной мне тоже не хотелось.
— Значит, с тобой такого не делали? Ни с тобой, ни с твоей матерью?
Она отрицательно покачала головой и снова расплакалась.
— Это же ужас, Уорис! Просто не верится, что кто-то сделал с тобой такое.
— Не надо плакать, пожалуйста, а то ты и меня огорчила.
— Мне самой горько ! Я чувствую горечь и злость. Отчасти я плачу потому, что не могу поверить, будто находятся люди, которые могут сделать такое с маленькой девочкой.
Несколько минут мы сидели молча. Мэрилин продолжала всхлипывать, я избегала смотреть на нее. А потом решила, что с меня хватит.
— Ладно, черт с ним со всем! Сделаю я эту операцию. Завтра же позвоню доктору. По крайней мере, буду в туалете получать удовольствие. Похоже, это будет единственное мое удовольствие, — и то ладно.
— Я пойду с тобой, Уорис. Буду там вместе с тобой. Обещаю.
Свободное копирование
