Задолго до намеченного времени отъезда дядя Мохаммед напомнил всем о двух вещах: мы должны твердо помнить, в какой день уезжаем, и проверить, в порядке ли наши паспорта. Я быстренько отнесла свой паспорт в кухню, завернула в пластиковый мешочек и зарыла в саду. А накануне дня отлета объявила, что не могу отыскать свой паспорт. Расчет был простой: раз у меня нет паспорта, меня не смогут увезти в Могадишо.
Дядя сразу почуял подвох.
— Ну-ка, Уорис, подумай, где может быть паспорт? Где ты могла его потерять? Куда ты ходила?
Ответа на эти вопросы он не ждал, ведь за четыре года я почти никуда из дома не выходила.
— Даже не знаю. Может, нечаянно выкинула, когда убирала? — с невинным видом отвечала я.
Дядя пока еще занимал пост посла, и я не теряла надежды, что если он поймет, как отчаянно мне хочется остаться, то не заставит меня уезжать, а поможет получить визу.
— И что нам теперь делать, Уорис? Не можем же мы бросить тебя здесь!
Дядя был в ярости из-за того, что я поставила его в такое положение. На протяжении суток мы изматывали друг друга: кто сдастся первым? Я стояла на том, что потеряла паспорт. Дядя Мохаммед — на том, что ничем не в силах мне помочь.
— Мы ее свяжем, — предложила тетя Маруим, — положим в чемодан и пронесем в самолет. Такие вещи происходят сплошь и рядом.
Эта угроза меня насторожила.
— Если ты так сделаешь, — медленно проговорила я, — я никогда и ни за что тебе этого не прощу. Слушай, тетушка, оставьте меня здесь. Все будет прекрасно.
— Ну да, ну да, просто прекрасно! — насмешливо протянула она. — НЕТ, ничего прекрасного тебе НЕ светит!
По ее лицу было видно, как она взволнована, но достаточно ли все это ее заботит, чтобы решиться помочь мне?
У нее в Лондоне множество подруг, и у дяди сохранялись все посольские связи. Хватило бы простого телефонного звонка, чтобы дать мне ниточку к спасению, но я понимала: пока у них есть надежда уговорить меня вернуться в Сомали, они не станут доставлять себе хлопот.