В Июне Ташкент переживает самую жаркую пору, термометр доходит до 38 градусов. Солнце весь день льет палящие лучи, небо безоблачно. В воздухе совершенная неподвижность; во время иллюминаций свечи ставят прямо на карнизы и на крыши, так как ветер их не может опрокинуть, пламя горит и не колышется. А тут еще москиты-кровопийцы свирепо меня кусают; мошкары также видимо-невидимо. Одним из главных бедствий Ташкента считаются эти, почти невидимые простым глазом, мошки, укусы которых вызывают нестерпимый зуд и воспаление. Такие же мучительные твари составляют одну из бед Венеции, где их называют "Zanzari". Поразительно, что в то время, когда в иностранных государствах люди всячески спасаются от зловредных москитов и мошкары, наши туркестанцы только жалуются на последствие их укусов -- малярию, да почесывают искусанные места.
Ташкентский зной действует на меня угнетающе; последнее время я чувствую себя -- ох, как скверно! Плохо ем, плохо сплю, целый день меня лихорадит. Уж не малярия ли? Кутаюсь в большой платок и приваливаюсь ежеминутно на кушетку. Пробую взяться за какое-нибудь дело, и снова тянет прилечь. Я так похудела и побледнела, что боюсь смотреть на себя в зеркало. Враг человечества мне нашептывает, что лучшим исцелителем был бы для меня Петербург, но я твердо решила не поддаваться соблазну и прибегнуть лучше к помощи врача.
Дом наш--длинное, скрытое за деревьями, одноэтажное здание; если б не часовые у подъезда, то никто не заметил бы его. Обстановка у нас дворцовая, целая анфилада парадных комнат с очень высокими потолками: две громадные залы, несколько гостиных, одна из них в сартовском стиле, стены и потолок лепные, разноцветной работы, очень художественно исполненной, сделанной из алебастра, выкрашенного в пестром туземном вкусе, работы местных мастеров-художников. В стенах проделаны ниши, уставленные туземной утварью. Огромный кабинет мужа также весь лепной. В малом зале и в красной гостиной висят портреты во весь рост наших Государей и Императриц, начиная с Императора Александра II. В читальне -- длинный зал завален всевозможными журналами и газетами. Середина дома под стеклянным куполом обращена в роскошный зимний сад с мостиками, горками, фонтанами и множеством экзотических растений. Вечером, при освещении многочисленными фонариками, зимний сад прямо фееричен. Дом наш окружен чудным тенистым садом, раскинутым на четырех десятинах; на его содержание казна отпускает ежегодно 6.000 рублей. Сад этот -- настоящий лабиринт; совершая в нем в первый раз прогулку верхом, на своем белом киргизе, муж заблудился и с трудом нашел дорогу к дому. Длинные аллеи так тенисты, что в самую сильную жару там бывает прохладно. В саду имеются все породы туркестанских растений; разнообразят его искусственные развалины, гроты, и причудливые мостики, перекинутые через огромный, извилистый, как река, арык, в котором плавают лебеди. Цветов масса, кусты роз разрастаются целыми деревцами. Каждое утро главный садовник расставляет роскошные букеты по всем комнатам. Перед домом бьет высокий фонтан с несмолкаемым журчанием и водопад, вышиною в два аршина, проделанный в искусственной скале, падает по пяти железным ступеням в широкий мраморный бассейн. В виду изнурительной летней жары, самой существенной принадлежностью всякого жилья считается здесь купальня. У нас в саду цементный бассейн, в котором через фильтр пропускается вода из перерезывающих сад арыков; вода в них течет настолько быстро, что, несмотря на жару, она сохраняет прохладную температуру своих горных источников. В саду большое изобилие всевозможных фруктов и ягод, до которых я большая охотница. Упавшие с деревьев огромные красные яблоки валяются кучами, никто их не подбирает. Свиней здесь кормят персиками и абрикосами. Плоды Туркестанские, а в особенности из некоторых частей Ферганы, не уступают самым роскошным фруктам Калифорнии, Ривьеры и Крыма. Персики и груши до того сочны, что их пьют, а не едят, арбузы и дыни--одно объедение. Фрукты здесь дешевы до невозможности, пуд вишен стоит 40 копеек, фунт винограда 1 коп. Ташкентская конфектная фабрика "Ак-Курган" изготовляет, главным образом, засахаренные фрукты, которые экспортируются в Москву и в Петербург, где они продаются дешевле, чем засахаренные фрукты Крымских и Киевских фабрик. Цены и на другие продукты очень дешевы, фунт мяса стоит 6 коп., пара цыплят 25 коп. Туземцы питаются скудно, вся пища сарта и туркмена состоит из лепешек и горсточки риса; раз в неделю, только по пятницам (праздничный день), они едят баранину. Урюки (местные абрикосы) играют большую роль в пище туземца. Русские уроженки Ташкента носят здесь название "урючниц". Этот эпитет объясняется тем, что когда грудной младенец (сартенок) заплачет, ему для успокоения кладут в рот урюк. Сарты считаются большими мастерами фальсификаций разного рода, которые иному алхимику и в голову не пришли бы; хороший сорт сливочного масла, например, фабрикуется из снятого молока и бараньих мозгов. Бррр!..
В саду у нас целый зверинец. В большой яме, в которой находились прежде медведи, помещается теперь несколько десятков лисиц. Целая стая оленей пасется в саду; на ночь они запираются в загородку. В огромной клетке живут павлины, которые будят меня по утрам резким криком. Под верандой дома, за железной решеткой, когда-то содержались тигры, но вследствие неприятного запаха, их принуждены были выселить. С одной стороны сад примыкает к крепости, от которой отделяется стеной, а с другой стороны находится сартовский туземный город, из которого по вечерам доносится протяжный крик муэдзина, взобравшегося на верхушку минарета и призывающего правоверных на вечерний намаз (молитву).
Кроме "дворца" в городе, полагается еще генерал-губернаторская дача, прохладный приют на время летней жары. Дача эта находится в горах, в 80 верстах от Ташкента, близ летнего лагеря и санаторной станции, куда посылаются выздоравливающие солдаты на поправку. Дачная местность эта называется "Чимган". Живут там в настоящее время 150 семейств Ташкентских чиновников и офицеров.
Я совсем не касаюсь здесь хозяйства, живу, как в гостях, и чувствую себя в чужом гнезде. Многочисленная прислуга в нашем доме космополитная: немцы, поляки, татары, сарты, оренбургские казаки. Управляющий домом, Богданов, очень важная особа; во время парадных обедов он прислуживает за столом во фраке с бухарской звездой. Сервировка стола роскошная; посуда с Туркестанскими гербами имеется на 300 человек. Перед нашим приездом куплено столового белья на 2,000 рублей.
Ровно в 12 часов из крепости раздается пушечный выстрел и Богданов в ту же минуту является доложить, что завтрак подан. Завтракаю я почти всегда у себя. Ежедневно обедают у нас все адъютанты и чиновники мужа, большая часть которых перевелась сюда из Хабаровска.
Первые дни моего пребывания в Ташкенте такая тоска на меня напала, -- сбежать хотелось. Потом попривыкла, и через неделю я вошла в колею новой жизни. Тем не менее, мне казалось, что я сижу в заключении, в волшебном замке. Продолжаю сильно вздыхать по Петербургу. Ах, какая здесь тоска! Дни длинные, предлинные; от скуки я хоть поссориться с мужем хотела, но его невозмутимо-спокойный нрав служил этому препятствием. Муж так поглощен делами, что я его почти весь день не вижу, не вхожу в его кабинет, боясь помешать его занятиям, а занят он с утра до ночи. Чтобы убить как-нибудь время, я строго распределила часы: читаю, пишу "Мои воспоминания" и много музицирую. Это главное мое удовольствие; любовь к музыке унаследовала я от отца моего, князя Феодора Григорьевича Голицына, прекрасного музыканта. Он написал несколько прелестных романсов; самый красивый из них "Белеет парус одинокий" на слова Лермонтова. Мой пыл к мандолине совсем охладел, пристрастилась я теперь к игре на английском концертино, и ретиво занялась изучением этого мелодичного инструмента, допускающего художественную передачу всей обширной скрипичной литературы.
Громадная спальня наша выходит окнами в сад. Люблю сидеть поздно вечером у открытого окна, -- а там "и ночь и луна" и все такое! Особенно хорошо думается мне по ночам на моем балконе; развалившись удобно в качалке и слегка убаюкиваемая однообразным журчанием фонтана, я мысленно уношусь далеко, далеко, в любимый Петербург. Не хочется уходить спать. Тихо вокруг, месяц залил серебристым светом весь сад, легкий ветерок играет верхушками высоких деревьев и приносит аромат гелиотропов, которые цветут под балконом. Внизу ходит мерными шагами часовой; по временам его проверяет дежурный по караулу офицер. У нас в доме, в отдельном флигеле, стоит караул, состоящий из 12 солдат и офицера.
Спим мы с открытыми "окнами. Раз, поздно ночью, я была разбужена неистовым криком, доносившимся из сада. Я вскочила с постели и побежала к окну, но в безлунном мраке трудно было что-нибудь различить. Муж, несмотря на мои протесты, выбежал в сад, чтобы узнать причину этой кутерьмы. Оказалось, что я была главной виновницей всего этого переполоха. Накануне вечером, гуляя в саду, я не заметила, как выпустила из ограды одного из оленей. Часовой, еврейчик, видя среди ночной тишины скачущее на него рогатое существо, принял его за Вельзевула и стал отчаянно вопить: "вай, вай!" призывая на помощь. Преуморительно объяснял он потом всю эту историю мужу, говоря: "Испужался я страсть как, бежать нельзя, а рогатина так на меня и скакает".
Свободное копирование
