К 1 сентября возвращаемся в Воронеж и начинаем учебный год. Город сильно изменился. Тщательная светомаскировка, окна во всех домах наглухо зашторены. Даже курить на улице в ночное время нельзя, а прикуривать - тем более. За нарушение светомаскировки можно угодить в НКВД, а там начнут разбираться - не шпион ли ты. К добру это не приведет. На вокзале устроен эвакопункт - там принимают беженцев из западных районов страны, выдают им "сухие пайки" и отправляют в товарных эшелонах куда-то дальше, на восток.
Странно, но все или почти все эвакуированные - почему-то евреи. Странно и другое, ведь в Воронеже совершенно не было антисемитизма и я, например, совсем забыл, что я - еврей, а тут только и слышны разговоры, что у всех этих ЖИДОВ оказывается полные чемоданы денег. Ясно, что это вранье, ибо большинство эвакуированных говорит, что бежало от немцев буквально "в чем мать родила". Однако, как потом выяснилось, для таких слухов были достаточно веские основания, так как многие областные и городские начальники, завмаги, "хозяйственники", заведующие и кассиры отделений банков и сберкасс, директора ювелирных салонов, словом, все те, кто имел дело с деньгами и ценностями, "не растерялись", и у них действительно были полные чемоданы денег и ювелирных изделий. Разумеется, это были не только евреи, но, как говорят, "весь интернационал", однако из-за того, что основную массу эвакуированных составляли евреи, все подобные относительно очень немногочисленные случаи воровства приписывались именно им, подняв мутную волну ненависти и антисемитизма.
Приехала из Москвы мамина сестра тетя Галя, забрала бабушку Симу и уехала с ней в "эвакуацию" в Самарканд. Она инженер - текстильщик, и в Самарканде ей сразу дали работу сменным инженером на шелко-прядильной фабрике "Худжум" и комнату в общежитии.
Свободное копирование
