Но как самостоятельный исследователь, он выступал только в сфере своей ближайшей специальности — международного права. Его магистерская диссертация "О свободе плавания на морях" осталась ненапечатанной, но того же нельзя сказать о том прекрасном исследовании по источникам первых рук, каким является его монография "О каперах и призовом судопроизводстве" {}. Она, как я уже сказал, была переведена на английский язык и ссылки на нее можно встретить во многих заграничных руководствах, между прочим, в известном курсе англичанина Лоримера "О международном праве".
Статьями Каченовского дорожили в международном журнале по тому же праву, выходившем и доселе продолжающем выходить в Брюсселе {"Revue de droit international et de législation comparée" ("Журнал международного права и сравнительного законодательства".}. Свой курс Каченовский стал печатать отдельными выпусками. Их вышло всего 2. Но курс заключал в себе достаточно материала для целого десятка их. Из ненапечатанных отделов весьма интересным представляется очерк итальянской дипломатии эпохи Возрождения и выработки в Италии некоторых основ того международного права, которое впоследствии нашло себе признание при заключении Вестфальского мира. Дальнейшая судьба того же права изложена была Каченовским частью по работам Лорана, частью по известной книге Витона. Обширный отдел отводим был им анализу сочинений старых юристов, начиная с предшественников Гуго де Грота и оканчивая представителями нового принципа в международных сношениях, — принципа национальности. Слушатели могли познакомиться, таким образом, и с теорией естественных границ и с учением о европейском равновесии не только в сочинениях отдельных писателей, но и в попытках реального проведения их в жизнь. Догматическую часть курса Каченовского составляли обычные отделы о самодержавии, равенстве государств и т.д., и т.д. Но он вводил также в свое изложение попытки международного решения авторского права, почтовые и телеграфные конвенции и торговые договоры.
Особенно обстоятельно обработан был им отдел военного права и нейтралитета, а всего слабее — частное международное право, так как Каченовский нимало не был цивилистом. Отпечатанные выпуски касались вопроса о положении международного права в ряду других юридических дисциплин и истории его зарождения в древности и в средние века. Одно время Каченовский собирался издать вместе с профессором Капустиным обширный трактат по международному праву, но вскоре оказалось, что их взгляды несогласимы и каждый пошел своей дорогой. Немало также ценных статей напечатал Каченовский в журнале, издаваемом в 60-х годах Евгенией Тур (графиня Самас). Я помню заглавие одной из этих статей: "О характере французов и англичан". Это своего рода опыт сравнительной народной психологии, отразивший на себе влияние того раздражения, какое вызвало в передовых кругах всей Европы переход Франции от республиканских порядков [18]48 г. к цезаризму Наполеона III. И Каченовский уплатил дань тому довольно распространенному в 60-х годах воззрению, что чрезмерное увлечение идеей равенства заставило французов пожертвовать своей свободой, так что у читателя могло составиться то неправильное представление, что всеобщее право голосования в такой же мере ведет к тирании, как представительство одних владельных классов — к ограниченному, конституционному образу правления. Французскому народу не могли простить плебесцита, давшего, так сказать, отпущение грехов виновникам кровавого переворота 24 декабря 1851 года. Не знаю, по какой причине сочинения Каченовского до сих пор не нашли издателя. Некоторое объяснение я нахожу в том обстоятельстве, что Стоянов, сменивший его на кафедре международного права, вместо того, чтобы издать, как мы ожидали, его лекции с некоторыми библиографическими указаниями, переработал их в самостоятельный курс, который и вышел с предисловием, гласившим, что читателю самому предоставляется решить, что внесено им нового в лекции Каченовского. Я не мог одобрить такого приема и открыто высказался на этот счет в статье, напечатанной мною в брюссельском "Журнале международного права", и это испортило наши отношения и заставило перенести мой магистерский экзамен в Москву.
Вместо того, чтобы сделаться харьковским профессором, я благодаря этому стал в течение 10 лет преподавать государственное право в первопрестольной. Но об этом я еще буду иметь случай сказать более подробно впоследствии.
Свободное копирование
