Вторая остановка была во Флотеберге, там прекрасный ботанический сад братьев Барт. С большим любопытством осматривали оранжереи и удивлялись огромному собранию тропических растений. Обедали в Нанштете, находящемся на берегу Эльбы. Вспомнили о Днепре, который так недавно оставили, и с сожалением сравнивали его безмолвие с оживлением Эльбы, загроможденной лодками, судами, с беспрестанно проходившими пароходами, на которых раздавалась музыка и пели песенники, и которые развозили желавших в праздничный день повеселиться в живописные местности на Эльбе. После обеда мы поехали в загородный сад Бауэра. Там местность гористее и живописнее. Везде находили множество гулявших, везде около круглых столиков лили кофе, пиво, кушали вдоволь за самую умеренную цену; везде прекрасные гостиницы, удовлетворяющие всем требованием; поэтому загородные прогулки приятны и всем доступны. Бедные люди за ничтожную плату могут ехать в омнибусе или на пароходе, и найдут, что поесть, как бы ни были скудны средства.
В Дрездене мы остановились в той самой гостинице, где останавливались в первое наше путешествие. Мне приятно было увидеть знакомый дом, то же доброе лицо хозяина, ту же комнату, немало не изменившуюся, в которой мы жили; как будто здесь четыре года прошли совершенно бесследно. Мы познакомились в Дрездене с Лудовиком Таксом, одним из замечательнейших писателей Германии. Он жил в старинном доме на площади. Вход этого дома походил на кабак, в сенях стояли бочки и разного рода неблагородные утвари. Мне казалось невероятным, чтобы Тик мог обитать в таком непоэтическом жилище, и я спросила моего мужа не ошиблись ли мы. Мы, однако, постучались, кухарка отворила нам и сказала, что Herr Hofrath нездоров, но, что она все-таки доложит ему. Минуты через две воротилась, объявив, что хотя гофрат нездоров, но желает нас видеть.
Горбатый, съеженный старичок с умною и доброю физиономией приветливо встретил нас. Вступить в разговор с человеком незнакомым, особливо со знаменитым, всегда бывает затруднительно; поневоле приходится прибегать к избитым местам. Но Тик был так добродушен и приветлив, что замешательство было не продолжительно и мы скоро разговорились.
Я подарила ему мой перевод пиесы принцессы Амалии Саксонской, даровитой немецкой драматической писательницы. Тик казалось был доволен, что переведены пиесы с авторшей которых он находился в самых дружеских отношениях и сказал мне, что принцессе было бы приятно со мной познакомиться, но я отвечала, что по краткости нашего пребывание в Дрездене никак не могу быть ей представлена. Тик непременно хотел еще раз нас видеть и пригласил на чай в 6 часов.
В назначенный патриархальный час мы опять отправились к Тику, который принарядился во фрак и казался еще горбатее нежели по утру. Он представил нас графине, фамилию которой забыла, владетельнице дома в котором он жил. Графиня эта, по-видимому, исполняла у него обязанность хозяйки, и скандалезная хроника Дрездена злословила, что он находился с ней в более нежных отношениях, нежели какие обыкновенно бывают между жильцом и хозяйкой дома.
По немецкому обычаю Тик познакомил нас со всеми, кто у него был, с каким-то гехеймратом, с каким-то молодым графом и прочими; впрочем, общество было не многочисленное. Немного погодя в гостиную вошла дочь Тика, настоящий тип немки; она познакомилась с нами, а потом безмолвно села и принялась вязать чулок. Я поместилась возле Тика и говорила по большей части с ним. Он много расспрашивал нас о русской литературе, с которою был мало знаком; мы рассказали о всем, что у нас показалось любопытного в последнее время, упомянули и о сочинениях Кукольника. Тик удивлялся как он мог написать хорошую драму взяв в герои Лезевица, который, по его мнению, не представляет ничего поэтического в своей жизни. Тик говорил нам о Гёте, с которым был близко знаком, и уверял, что даже при его жизни и при Шиллере Веймар не был приятным городом.
Общий разговор шел о немецкой литературе, о новом романе Тика, который на днях должен был показаться в свет. В 10 часов мы простились с Тиком очень дружески.
Свободное копирование
