На следующий день [1] Нечаев с Кузнецовым уехали в Петербург.
— Вы теперь человек обреченный! — говорил Нечаев своему спутнику словами из «Правил революционера».
Кузнецов был, действительно, уже обречен на потерю не только веры в дело, но и своей революционной чести.
Убийство Иванова было ему не под силу, — оно его раздавило, уничтожило.
«Обреченной» была и вся организация. Рассылаемые но почте прокламации в изобилии доставлялись в полицию и повел, наконец, к обыску в магазине Черкесова, который еще с весны находился под надзором. При первом обыске найдено было несколько прокламаций и какой-то список фамилий, в котором, между прочим, была фамилия Иванова. Магазин был закрыт, Успенский арестован [2].
Почти одновременно в пруду Петровско-Разумовского было найдено тело студента Иванова [3], убитого, очевидно, без цели грабежа, так как часы и портмоне оказались при нем. При нем же была его записная книжечка, а в ней тоже список фамилий, совпадавший с частью списка, найденного в Магазине. Там был сделан вторичный, очень тщательный обыск: отдирали половицы, сдирали обои, обивку с. мебели и в одном укромном месте нашли, наконец, всю канцелярию общества: печать, всевозможные «правила», массу прокламаций, списки членов как по номерам, так и по фамилиям, всякие доклады, протоколы, сообщения и т. д. По списку, найденному еще при первом обыске, в академии производились аресты, и дано было знать в Петербург об аресте Кузнецова.
Свободное копирование
