Декабрист-еврей

ДЕКАБРИСТ-ЕВРЕЙ

По своей малочисленности в России конца 18 и начала 19 века евреи не могли сыграть какую-либо роль в охватившем в то время часть ее общества освободительном движении. К тому же движение это зародилось и развивалось в дворянско-военной среде, куда они не имели доступа и которая, несмотря на свои либеральные воззрения, все же относилась к ним с известным предубеждением. В это время, по свидетельству Шабада, в России числилось всего 152.364 евреев, платящих подати и подлежащих повинности, а в Петербурге, как о том Екатерина II писала Дидро, было лишь от трех до четырех евреев, проживавших почему-то у ее духовника. И, тем не менее, судьбе было угодно, чтобы в числе лиц, привлеченных к ответственности по делу о "неустройстве", 14 декабря 1825 года, оказался, как член одного тайного общества, еврей титулярный советник, чиновник канцелярии Санкт-Петербургского Военного Генерал-Губернатора гр. Милорадовича Григорий Абрамович Перетц. Участие его в декабризме тем более знаменательно, что сам он лично нисколько не испытал каких-либо притеснений со стороны власти и происходил от богатых родителей, совмещавших глубокие богословские познания и интересы с большими деловыми способностями.

Дед Г. А. Перетца, со стороны матери, Иошида Цейтлин - (1742-1822), проживавший во времена Потемкина в Шклове, тогдашнем главном умственном центре еврейства, был ученым раввином и меценатом и, вместе с тем, талантливым финансистом и купцом. Потемкин, нуждавшийся для выполнения своих широких политических и военных планов людях, могущих материально ему содействовать, оценил деловые способности Иошиды Цейтлина и последний вскоре стал, как бы, его министром финансов и снабжения. Разбогатев на этом поприще, Цейтлин после смерти Потемкина оставил свою коммерческую деятельность и окончательно поселился в своем великолепном имении Устье, Чериковского уезда, Могилевской губ., где совершенно отдался изучению еврейского богословия. Еще при жизни Потемкина, он, желая выдать замуж свою дочь Файгеле, стал искать для нее жениха. Выбор его пал на сына всеми почитаемого Левертского раввина Израиля Перетца - Абрама, умного молодого человека, обещавшего по своим познаниям стать знаменитым раввином. Абрам Перетц женился на Файгеле в 1790 году, но не оправдал надежд своего тестя в отношении своей духовной карьеры. Он предпочел заняться коммерческими делами и стал ездить в Петербург по делам своего тестя и Потемкина. Скоро Перетц окончательно там поселился и стал жить вместе с двумя другими евреями, пользовавшимися покровительством Потемкина, - Иегудой бен Ноах и реб Натаном Ноте, у того самого духовника Екатерины II, о котором она писала Дидро. Поселившись в столице, Абрам Перетц завел свои собственные дела и занялся откупом. Это занятие принесло ему огромное по тому времени состояние и большое положение в обществе. Греч говорил про него:

"Откупщик Перетц - жид, но человек добрый и истинно благородный". В это время Перетц близко сошелся с М. М. Сперанским, на которого оказывал влияние в его преобразовательной деятельности. За эту близость последний подвергался нападкам, от которых его защищал другой выдающийся русский человек Е. Ф. Канкрин, тоже сумевший оценить качества А. Перетца.

Жена А. Перетца Файгеле, вместе с родившимся у них сыном Гиршем, не последовала за мужем в Петербург и продолжала жить с отцом в его имении. Молодой Гирш воспитывался там в атмосфере богатства и учености. Первоначальное образование он получил в духе, подобавшем внуку Иошиды Цейтлина, - еврейский язык и закон Божий ему преподавал Симеон Леви, русский язык и арифметику Сенявин, а геометрию и алгебру - Мендель. Становер - пионер европейского просвещения среди русских евреев.

В 1803 году Абрам Перетц потребовал, чтобы его сын переселился к нему в Петербург. Переезд этот совершился в том же году, несмотря на сопротивление деда и матери, которая не захотела покинуть деревню и осталась в Устье. Мальчик Гирш поселился у отца, который к этому времени жил уже в собственном великолепном доме, ничем по роскоши не уступающем дедовской усадьбе. Но общество, которое он встретил в этом доме, было совершенно иным. Петербург не был белорусским местечком, и в нем жили другие люди, далекие от правоверных еврейских интересов. В доме Абрама Перетца царила берлинская культура, хотя он не переставал благодетельствовать евреям. Так у него жил бывший учитель Л. Невахович - первый еврейский писатель на русском языке, написавший в 1803 году "Вопль дщери Иудейской". В этом доме Гирш получил очень широкое образование от лучших преподавателей того времени. Особенно его интересовали история, география, статистика и политическая экономия. В 1810-11 годах в доме педагогического музея он слушал лекции по политической экономии у Бодуянского. Что же касается его раннего политического мировоззрения, то оно сложилось под влиянием его первого наставника швейцарца из Лозанны, Лорана, масона и вольнодумца. По странному совпадению у еврейского мальчика Гирша и у наследника русского престола Александра оказался одинаковый источник свободомыслия.

Отходя все более от традиций своих предков и вращаясь в Высоком Петербургском чиновничьем кругу, Абрам Перетц не избежал распространенного в этом кругу соблазна честолюбия. Влияние богатства ему уже казалось недостаточным, и если не для себя, то хотя бы для своего сына, он хотел положения в высших административных сферах. Единственным путем к этому было определение его на государственную службу, и чем раньше, тем лучше. В те времена это было возможно даже для мальчиков самого юного возраста. Гирш начал свою служебную карьеру 11-ти лет и в 1823 году был уже титулярным советником. Действительную службу он начал в Канцелярии Государственного Казначея, из которой потом перешел в Экспедицию Государственных Доходов. В 1810 году он был откомандирован в канцелярию д. т. с. кн., Алексея Борисовича Куракина, который послал его в Новороссийский край, где в это время свирепствовала эпидемия чумы, с поручением наблюдать за исправностью карантинного кордона. В мае того же года Гирш Перетц стал Григорием Абрамовичем, так как его отец со всем семейством принял лютеранство. От своей должности Григорий Абрамович был откомандирован. При оставлении им двух последних своих должностей он удостоился прекрасных аттестаций. В это же время его отец потерял на поставках в 1812 году в армию большую часть своего состояния.

О деятельности и местопребывании Г. А. Перетца со времени окончания его работы в Новороссийском крае до 1818 или 1819 года ничего не известно. В один из этих годов он поступил на службу в Канцелярию С. Петербургского Военного Генерал-Губернатора гр. Милорадовича, где познакомился с полк. Федором Глинкой. Это знакомство положило начало участию Г. А. Перетца в освободительном движении. Ф. Глинка был видным членом "Союза Благоденствия" и принадлежал к правому его крылу. Он не разделял республиканских взглядов большинства членов Союза и стоял за ограниченную монархию. Всякая мысль о революции ему была чужда; он не верил в ее возможность в России и придерживался мнения, что добиться установления конституционного образа правления можно и должно путем дворцового переворота, подобного тем, которые так часто происходили в России в 18 столетии. Возможность осуществления своих замыслов он видел в возведении на престол пользующейся симпатиями общества императрицы Елизаветы Алексеевны, жены имп. Александра I, с ограничением ее власти.

Разошедшись по этому вопросу с своими товарищами по Союзу на совещании 1820 года Глинка решил создать новое тайное общество, программа которого должна была соответствовать его взглядам. Общество это должно было действовать совершенно независимо от "Союза Благоденствия" и формально возглавляться новым лицом, в Союз не входящим, не носить особого названия и не иметь писаного устава. Основание этого нового общества было положено самим Глинкой и двумя его товарищами по Союзу - С. М. Семеновым и Н. Кутузовым. Первым принятым в него членом был Г. А. Перетц, который стал считаться его главой и организатором. Постепенно общество стало даже называться Обществом Перетца. "Цель Общества", - как о том показал на допросе Следственной Комиссии Г. А. Перетц, - "заключалась в монархическом представительном правлении; средствами его были: умножение членов, оглашение несправедливости и ошибок правительства и распространение политических сведений". При вступлении в Общество от кандидатов бралось честное слово об исполнении целей общества, иногда сопровождавшееся словами: "обещаю всем, что для меня дорого и священно". По предложению Г. А. Перетца было введено, как тайный опознавательный знак, еврейское слово "хейрут", означавшее "свобода".

Первым поручением, возложенным на Г. А. Перетца Глинкой, была вербовка новых членов, причем было указано, что кандидаты должны быть преимущественно военные. В силу этого он в 1820 году принял Искрицкого, Сенявина, Данченко, Дребуша и Устимовича. Интересно отметить, что Г. А. Перетц в своих разговорах с намеченными кандидатами не только знакомил их с действующими на Западе конституциями, но добавлял, что представительный образ правления соответствует законам Моисея. (Очевидно он имел в виду гл. 17 Второзакония и Первую Книгу пр. Самуила, главным образом гл. 8-ую). На вопрос Следственной Комиссии Г. А. Перетц ответил:

"Я внушал ему (Искрицкому), как действительно тогда думал, что для России выгоднее образ правления монархический и что по обширности империи и другим местным обстоятельствам власть монарха должна быть соразмерно обширной". На вопрос Комиссии о том, под чьим влиянием обрел он свободный образ мыслей, Г. А. Перетц отвечал: "Вернувшись в 1817 году в Петербург, я ничего не делал и читал Монтескье, Руссо, Бентама и Вольнея". Влияло на него и разлитое в обществе недовольство. Утвердил его в этих мыслях полк. Глинка. На вопрос о том, что побудило его вступить в общество и с какими намерениями он присоединился к нему, Г. А. Перетц ответил: "Несправедливость и ошибки правительства, намерение мое клонилось единственно к общему благу".

Деятельность Общества была весьма скромной. Собраний не было, члены его ограничивались беседами при случайных встречах, во время которых обсуждались новые кандидатуры, подкреплялись и утверждались принятые решения, критиковались действия власти и между прочим говорилось о невыгодности займов 1811 и 1812 г.г., при коих за рубль ассигнациями даны были облигации в 50 коп. серебром.

Г. А. Перетц в праве был предполагать, что Общество, к которому он принадлежал, весьма многочисленно и что помимо него, вербовкой занимаются "главы Общества": Глинка, Семенов и Кутузов. В действительности, дело обстояло иначе, никто из "глав" за время существования Общества никакого участия в вербовке не принял и оно никогда не имело более 9 членов. Глинка, в это время, организовал новое общество "Елизавета" и вербовал членов в него. После Московского съезда Союза Благоденствия, на котором Глинка был делегатом от Петербурга, когда постановили закрыть Союз, он вообще перестал участвовать в освободительном движении. В то же время распалось и "Общество Перетца". В 1822 г. Дребуш и Данченко умерли, Устимович уехал в Грузию, а Кутузов отошел еще задолго до этого. Сам Г. А. Перетц заявил Следственной Комиссии: "Не помню, когда именно я стал удаляться, но сие было еще с 1821 года, ибо я женился в 1822 году". После отхода от Общества Г. А. Перетц продолжал служить в канцелярии гр. Милорадовича и одновременно вместе с ст. сов. Бороздиным арендовал старовство Езерское, Витебской губ. принадлежавшее герц. Александру Вюртенбургскому.

В дни междуцарствия Г. А. Перетц проявил большое беспокойство. Он посещал Глинку и говорил ему, что "от революции лучшего ждать нельзя". Наконец, накануне восстания, 12 или 13 декабря он обратился к ст. сов. Василию Петровичу Гурьеву с просьбой довести до сведения гр. Милорадовича, что в случае восшествия на престол Николая Павловича можно опасаться возмущения. "Все более привязаны к Константину Павловичу, нежели к Николаю Павловичу", говорил он. Гурьев велел ему передать: "Ежели ему очень хочется, то и исполню, но чтобы он не пенял на меня, ежели его посадят в крепость". Не надо думать, что Г. А. Перетц хотел сделать донос. Не будучи членом "Северного Общества", он об его планах ничего не мог знать. Им руководило чувство приверженности к общему благу и спокойствию. Гр. Милорадович ответил Гурьеву: "Пожалуй, мы его посадим в крепость, но что скажут жена и дети?" При этом он проявил уверенность, что все сойдет благополучно, за что на другой день поплатился жизнью на Сенатской площади.

Утром 14 декабря Г. А. Перетц, мучимый любопытством, пошел к Сенявину, но, узнав, что он в карауле во дворце, отправился туда, но и здесь его не застал. Позже, осведомившись о "происшествии", между 2 и 4 часами пополудни, стоял в толпе у Сенатской площади. Вечером пошел туда же. После 14 декабря Г. А. Перетц опасался ареста, т. к. арестовывали лиц, имевших отношение к "зловредным обществам". В эти дни Г. А. Перетц составил и подал 30 декабря 1825 г. царю записку о неотлагательных реформах. О ней в своих показаниях он говорит: "Сие сделано мною единственно по внутреннему убеждению моему в пользе изложенных в оной мыслей о них". В другом месте этих показаний он говорит: "Могу только сказать, что целью моей было не скрытые виды какого-либо тайного общества, но явная польза обществу явного дражайшего отечества". В сопроводительном письме царю Г. А. Перетц писал: "Зная драгоценность времени обладателя полсвета, изъясняюсь весьма кратко".

Николай I прочитал поданную ему через статс-секретаря Кикина записку и наложил на нее резолюцию: "Препроводить в комиссию о злоумышленных обществах".

Перед этим в конце декабря Г. А. Перетц хотел уехать в Лондон, но встреча с Искрицким и его обещание не выдавать его успокоило его, и он решил остаться в Петербурге, хотя сам Искрицкий опасался своего ареста. Опасения эти оправдались. 26 января Рылеев показал Следственной Комиссии, что "Гвардейского Генерального Штаба поручик Искрицкий к Тайному Обществу принадлежал", а Оболенский указал, что он принял, Искрицкого за несколько дней до 14 декабря в "Северное Общество". Узнав о показаниях Рылеева и Оболенского, Искрицкий был морально потрясен и, не владея собой, нарушил данное им обещание, сказав, что он был принят Перетцом в его Общество. На показаниях Искрицкого Николай написал:

"Спросить, какой Перетц, - отец или сын и как зовут?". Немедленного ареста Г. А. Перетца не последовало, а 11 и 15 февраля Следственная Комиссия запросила виднейших декабристов, не состоял ли он членом Тайного Общества. На этот вопрос последовал не только единодушный отрицательный ответ, но и заявление о незнакомстве с ним.

Г. А. Перетц был арестован 18 февраля 1826 г. и немедленно представлен имп. Николаю I. К сожалению, содержание разговора "обладателя полсвета" с внуком Левертского раввина до нас не дошло. Мы знаем только, что на допросе у Левашова он показал все, что было ему известно, кроме приема Устимовича. После допроса царем Г. А. Перетц был заключен в крепость, где 22 февраля получил подробный опросный лист, который вернул с повторением первого показания. В дальнейшем судьба Г. А. Перетца решалась показаниями его, Глинки и Семенова. Последние два отрицали свою принадлежность к какому-либо тайному обществу и прием в него Г. А. Перетца. Арестованный 30 декабря Глинка был представлен царю и так умело отвечал ему, что тот погладил его по голове и сказал:

"Ты чист... чист...". Отпущенный на свободу, он все же 15 февраля негласно спрошен Следственной Комиссией, был ли Г. А. Перетц членом "Союза Благоденствия", на что он ответил отрицательно. Все же на основании показаний Г. А. Перетца, Глинка был опять арестован 11 марта, и на допросе ему был опять поставлен вопрос о принадлежности Г. А. Перетца к "Союзу Благоденствия". Стараясь замести след, Глинка, не отрицая своих разговоров с последним, показал, что он "впрашивался" в масоны, но что он отказал ему считая его неподходящим. Взамен масонства Глинка будто бы предложил Г. А. Перетцу "вступить в прекрасное общество, членами которого состоят управляющие люди, все благородные и цель благородная". На вопрос, какое это общество, Глинка ответил: "Ланкастрское". С своей стороны Г. А. Перетц будто бы говорил Глинке о необходимости учреждения "общества к освобождению евреев, рассеянных по России и даже в Европе, и поселении их в определенном месте в России, например, в Крыму". 11 марта, измученный ожиданием, Г. А. Перетц подал прошение Левашову, напоминая ему обещание спасения в случае неутаения им правды. Вместо благоприятного ответа на это прошение Г. А. Перетцу 14 марта были вручены новые письменные вопросы, как следствие продолжающихся отрицаний Глинкой, Семеновым и Кутузовым его показаний. В своем ответе Г. А. Перетц повторил все, сказанное им раньше. Продолжающееся разногласие в показаниях принудило Следственную Комиссию дать Г. А. Перетцу очную ставку с Глинкой и Семеновым, тоже не давшую результата. Неопределенность положения породила в Г. А. Перетце вполне обоснованный страх пытки, и он подал в Комиссию донесение, в котором просил ее в случае, если таковая будет применена, то пусть это будет сделано не только по отношению к нему, но и к Глинке, и Семенову. Вероятно, Комиссия уже убедилась в том, что правда на стороне Г. А. Перетца, и употребила с успехом, если не пытку, то меру физического побуждения в виде кандалов по отношению к Семенову. Эта мера сломила силу воли последнего, и он не только сознался, но на очной ставке изобличил и Глинку.

Г. А. Перетц не предстал перед Верховным Судом. 15 июня 1826 года по докладу Следственной Комиссии последовало Высочайшее повеление: "Продержать еще два месяца в крепости, отослать на жительство в Пермь, где местной полиции иметь за ним бдительный тайный надзор и ежемесячно доносить о поведении".

Г. А. Перетц отделался по сравнению с декабристами очень легким наказанием. В глазах Николая 1-го вина его была значительно меньше. Он не замышлял цареубийства, не думал о насильственном перевороте. В написанном уставе "его" общества было только стремление ввести в России представительный образ правления с сохранением сильной исполнительной власти. Замечательно то, что как в этом уставе, так и в записке, поданной Николаю 30 декабря, нигде не упоминается об отмене крепостного права. Характерно для внука и сына финансистов и купцов, что в записке большое место отводится вопросам, касающимся их специальности, наряду с правовыми, и призывом к милосердию. Это отводит Г. А. Перетцу особое место среди лиц, причастных к "неустройству" 14 декабря 1825 года. Может быть, он не вполне заслуживает названия "декабрист", но во всяком случае он является первым русским евреем, пострадавшим за свободу.