Ночь на 15-ое. Зарницы. Разбудила меня горничная Лена: в два часа вернулась с гулянья, не могу заснуть. Вспоминаю: 13 авг. был я в городе для разговора с Острецовым. Он был пьян. Я встретил его на улице. Он ел яблоко. Лицо красное, маслянистое, на голове тюбетейка. Оказывается, что он не получал от меня того письма, которое я послал ему с Бобой. Сапир не передал. Я стал на словах говорить ему: зачем вы плодите анекдоты? Ведь уже и так про вас говорят за границей, что вы запретили «Гамлета».
— И запретим! — сказал Острецов.— На что в рабочем театре «Гамлет»?
Я прикусил язык. Заговорили о «Мухе».
— Да неужели вы не понимаете?— сказал он.— Дело не в одной какой-нб. книжке, не в отдельных ее выражениях. Просто решено в Москве — посократить Чуковского, пусть пишет социально-полезные книги. Так или иначе, не давать вам ходу. В Гублит поступила рецензия обо всех ваших детских книгах — и там указаны все ваши недостатки...
— Рецензия или циркуляр?..
— Нет, рецензия, но... конечно, вроде циркуляра... Обещал помочь, но я плохо верю в его помощь. И так меня от всего затошнило, что я захворал. <...>