8 апреля. Вчера в час дня у Сологуба: Калицкая, Бекетова, я. Ждем Маршака. Заседание учредительного бюро секции детской литературы при Союзе Писателей. У Сологуба сильно поредели волосы, но он кажется не таким дряхлым. Солнце. Даже душно. Сначала говорил о Шевченко. Сологуб: «Шевченко был хам и невежда. Грубый человек. Все его сатиры тусклы, не язвительны, длинны. Человеческой души он не знал. Не понимал ни себя, ни людей, ни природы. Сравните его с Мистралем. У Мистраля сколько, напр., растений, цветов и т. д. У Шевченко одна только роза да еще две-три. Шевченко не умел смотреть, ничего не видел, но — он умел петь. Невежда, хам, но — дивный, музыкальный инструмент...» Потом пришел Маршак навеселе. Очень похожий на Пиквика.
Калицкая, бывшая жена писателя Грина, очень пополнела — но осталась по-прежнему впечатлительна, как девочка. Она не солидна — почти, как я. Сологуб, всегда во время заседаний истовый и официальный, начал докладывать о субботах в Союзе Писателей. «Субботы у нас предназначены...»
К а л и ц к а я. Нет, Ф. К., здесь не то...
С о л о г у б. Позвольте, я и говорю...
К а л и ц к а я. Я с вами вполне согласна...
С о л о г у б (тоном педагога, который сейчас поставит единицу). Я прошу вас дослушать меня до конца...
К а л и ц к а я. Я знаю, что...
С о л о г у б. Иначе выйдет у нас не разговор, а кагал...
К а л и ц к а я. Да, да. Ф. К., я только хотела сказать...
С о л о г у б (покраснев). Дайте же мне говорить. Замолчите!
Калицкая замолчала, как чугунная тумба. Мы потупили глаза. Вдруг Калицкая сорвалась и убежала в другую комнату. Сологуб остался на месте. Через неск. минут я потихоньку вышел ее утешить. Оказалось, что у нее из носа идет кровь! Сологуб смутился, пошел за ватой... Потом на улице я читал Маршаку свое «Федорино Горе». Он сделал целый ряд умных замечаний и посоветовал другое заглавие. Я сказал: не лучше «Самоварный бунт»? Он одобрил.
Сейфуллина приехала. Звонил мне ее муж, а я все не соберусь.