XIX.  

На другое утро В. употребил все средства, чтобы облагообразить немного свою физиономию, носившую следы пребывания под ветром, снегом и слякотью, а также усиленных приемов спиртуозов, нарядился в полную форму и объявил, что отправляется к князю дать отчет о своей поездке. "Если бы князь пожелал вас видеть и принять в вашем байгушском костюме, -- прибавил он, -- то я пришлю за вами ординарца, а потому не уходите из дому".

Часов около двенадцати явился казак и потребовал меня к главнокомандующему. Я по возможности привел свой наряд в опрятный вид и отправился. В адъютантской комнате сидел В., окруженный адъютантами и разными тузами, ожидавшими своей очереди войти в кабинет, и рассказывал о наших похождениях. Меня встретил он следующими словами: "Князь Михаил Семенович оказывает вам такое большое внимание, что пожелал вас принять даже в этом несвойственном чиновнику костюме; вот сейчас доложат, и мы войдем". Злорадное желание непременно причинять мне оскорбления так и слышалось в голосе и словах.

Через несколько минут вышел кто-то, бывший у князя с докладами, и нас потребовали.

Как теперь помню, князь поднялся со своего кресла, вышел на средину кабинета и обратился ко мне: "Ну-ка, любезный З., дай-ка посмотреть на себя в этом виде; да, совершенный чеченец". -- "Притом же, ваше сиятельство, -- подхватил В., -- такой изумительно смелый, бесстрашный, что едва ли и всякий чеченец с ним сравнится; где все сходят с лошадей, он едет себе, опустив поводья, переправляется вброд через бешеные речки, верхом переезжает эти чертовы мостики, о которых страшно вспомнить, одним словом, совсем не гражданский чиновник". Какая любезная рекомендация и перемена тона, как только заметил в словах князя расположение ко мне! "Да, я, впрочем, давно уже думал, что ему следует быть военным, -- сказал, улыбаясь, князь и прибавил: -- Спасибо тебе, любезный, за поездку, которая, благодаря собранным В. сведениям, останется не без пользы. Дождись здесь своего окружного начальника, который, вероятно, сегодня-завтра приедет; я еще с тобой увижусь". Я откланялся и вышел.

Вероятный смысл доклада г-на В. и результат всего дела становились достаточно ясными после этого приема, а слова князя "дождись своего окружного начальника" давали понять, что и насчет моих отношений с Челокаевым дело клонилось не в мою пользу. Я, впрочем, с первого приезда В. в Тионеты и не ожидал ничего лучшего, потому и окончательная неудача не произвела на меня особого впечатления. Я думал только об одном, куда бы мне пристроиться после видимого неизбежного увольнения из округа. Вступить опять в чисто гражданскую, канцелярскую службу казалось мне просто наказанием. Из всего предыдущего очерка моей службы в округе ясно, что возврат к канцелярской деятельности не только не соответствовал бы моим наклонностям, но окончательно разбивал бы все мои мечты и надежды на деятельность в военной сфере и выход из обычной чиновничьей среды. А каково юноше двадцати трех лет отказаться от любимой мечты, понятно всякому! Я уже стал подумывать о вступлении в какой-нибудь полк юнкером, хотя для этого приходилось потерять оба гражданских чина и после более или менее самостоятельного положения очутиться в не весьма завидной роли нижнего чина.

На другой день явился в Тифлис Челокаев и тотчас увиделся с В., который взялся доложить главнокомандующему и испросить приказания, когда ему явиться. Прибыл и наш хахматский хевсур, привезший мое платье.

После представления князю Воронцову Челокаев объявил мне, что мы оба приглашены на следующий день к обеду; никаких других объяснений он со мной не начинал. На обеде князь, по обыкновению, был очень любезен, рассказывал княгине Елизавете Ксаверьевне о нашем с В. путешествии, а когда мы откланивались, сказал мне: "Надеюсь, любезный З., что ты и дальше с такой же пользой будешь служить под начальством князя Левана (Челокаева)". Я поклонился, а камбечи как-то особенно выразительно приосанился.

Обдумывая со всех сторон свое положение, я решился, не делая пока никаких попыток к перемене службы, возвратиться в округ и еще в течение нескольких месяцев испытать возможность оставаться там при могущих измениться к лучшему отношениях к Челокаеву.