39.
6. II. 49 Милый Вадим!
Неделю я провел в Ленинграде. Его красота наполовину выморожена: Летний сад пустой и в снегу, стоит в стороне, Нева – гладкий белый пустырь, Марсово поле – ледяное болото. И все же очень красиво. По городу бродил рано утром и поздно вечером – весь день работал в этнографическом музее, созерцая идолов, размышляя о первобытном мышлении, о возникновении искусства, в реставрационной мастерской пачкаясь – в гипсе и вате, рассматривал и описывал прекрасные женские лица, цветы и орнаменты, нарисованные на глиняных стенах Хорезмского дворца III века. Я пишу доклад «Живопись древнего Хорезма».
Видел салют в честь пятой годовщины провала блокады Ленинграда. Ракеты из Петропавловской крепости летели прямо в толпу, было очень весело. Трамваи шли с красными флажками. На Дворцовой площади, переполненной народом, были танцы (только бальные) вокруг Александровского столпа.
Был в Эрмитаже, где очень устал от обилия картин и статуй. Слушал «Хованщину», «Фауста», 57 симфонию Чайковского.
По уши влез в свою науку. Даже, если влюблюсь, это будет не «роман», а что-нибудь научно-фантастическое или научно-популярное.
Шахматный привет строителям. Привет всей твоей семье. Пиши. Твой Валя.
"По уши влез в науку. Даже, если влюблюсь, это будет не «роман», а что-нибудь научно-фантастическое или научно-популярное". Не тогда ли зародился замысел лирико-фантастической повести «Меня приглашают на Марс» с Лилей Мезенцевой, в которую «влюбиться – значит все испортить и потерять её дружбу.
В марте 1950 года я буду призван в ряды СА. Мы продолжали с Валей переписываться, но ни одного его письма из того периода не сохранилось.