24 января 1904 года вспыхнула Русско-Японская война.
Внезапное нападение японцев на нашу эскадру в Порт-Артуре поразило меня как громом. Я хорошо помню это первое впечатление — почти физическое — какого-то оглушающего удара.
Война еще обострила мое патриотическое чувство. Я был с самого раннего детства совершенно уверен в непобедимости русского оружия, и наши последовательные военные неудачи в течение японской войны от этого особенно тяжело переживались мною.
Вся наша семья переживала поражения России крайне болезненно, но у старших патриотическая боль отчасти переливалась в политический протест, у меня же она оставалась только болью.
Совершенно для меня неожиданное поражение России дало резкий толчок к быстрому созреванию моей политической мысли, до того времени дремавшей. Во многом японская война подготовила то, что окончательно сделала последующая революция: она разбила в моей душе столь же прекрасное и цельное, сколь и наивное детское общественно-политическое мироощущение.
Еще куда тяжелее, чем поражения, переживались мною — как и моим отцом — сдача Порт-Артура и эскадры адм. Небогатова. Душевные раны от военных поражений в конце концов затягиваются и заживают; память о геройстве и позоре навсегда остается живой: она возвышает душу или невыносимо жжет ее...
Память о позорном пятне небогатовского дела на нашем славном Андреевском флаге переживается мною сейчас, на шестом десятке, столь же остро и вероятно даже глубже, чем тогда четырнадцатилетним мальчиком.