В 1946 году вышел первый том собраний сочинений великого вождя всех народов мира И.В. Сталина, и мы — сотрудники кафедры дарвинизма Московского государственного университета — с ужасом прочитали, что Сталин в ранней молодости, едва закончив духовную семинарию, т. е. получив образование, много ниже гимназического, имел мнение по поводу теории эволюции. Он писал, что спор между дарвинизмом и ламаркизмом не завершен и что, по его мнению, победит ламаркизм. Мы поняли, что нам — сотрудникам Шмальгаузена и самому Шмальгаузену — пришел конец. Лысенко получил мандат на ликвидацию тех, кто не считал великими достижениями его знахарства. В 1948 году генетика была ликвидирована. Нечто постыдно-карикатурное стало на место науки. Но некоторые из положений этих бредовых построений, получивших правительственную санкцию, совпадали с тем, что написано в «Номогенезе» более четверти века назад. Отрицание случая внутривидовой конкуренции...
Избрание в Академию давало Льву Семеновичу широчайшие возможности пропагандировать свою теорию. Никогда автор «Номогенеза» не солидаризовался с победоносцами. Никогда он не сказал: «И я». Кровавыми руками достигнута их победа. Дарвинисты, с которыми полемизировал Берг, его друзья — Вавилов, Филипченко, Шмальгаузен. Расхождение во взглядах дружбе ничуть не мешало. Они были убиты или повержены в прах, лишены не свободы слова, а самого слова. Их имена вымарывали из книг, упоминать их запрещено. Свободы науки, свободы, которую он ставил выше всего на свете, больше не существовало. Не было и людей. Не перед кем было отстаивать свою правоту. Возвысить голос — теперь значило совершить предательство по отношению к мертвым, к узникам. Жизнь стала ему ненавистной. Он умер. Незадолго до смерти он сказал: «Я боролся против идеи естественного отбора. Теперь я вижу, что ошибался. Происходит отбор подлецов».
Лев Семенович Берг избран президентом Географического общества в 1940 году. Его предшественник — Николай Иванович Вавилов — сейчас вспомню — Литке, Семенов-Тян-Шанский, Шокальский, Вавилов — четвертый президент со времени основания Географического общества. Когда Вавилова арестовали, президентом был избран Берг. В 1947 году Географическое общество праздновало столетний юбилей. Л.С. написал его историю. Специальную главу он посвятил великому географу, ботанику, агроному Н.И. Вавилову — четвертому президенту. Цензура потребовала изъять. Л.С. отказался, сказал, что тогда книги не будет, и книга вышла. Неслыханная дерзость, великая победа в сталинские времена. Никто не знал, что с Вавиловым. Знали, что арестован. А потом? Умер или отбывает срок? Не знал и Л.С. Берг. Каждую секунду автору такой книги грозил арест.
Пока он был президентом, имя Вавилова не вычеркивали из всех книг, хранящихся в библиотеке Географического общества и труды Вавилова не уничтожали. А когда в 1950 году отец умер, библиотека была закрыта и велено было заливать тушью имя преданного анафеме президента.
Я часто бывала в архиве Географического общества и проходя мимо стеклянных дверей библиотеки видела какую-то странную деятельность. А. Г. Грумм-Гржимайло — историк, сын известного путешественника — объяснил мне, что происходит. Он весь был покрыт какими-то волдырями — так сказывалось нервное потрясение. Помню пресимпатичную старушку-библиотекаршу, седую как лунь. В то самое время, когда Грумм-Гржимайло покрылся волдырями, она стала полупрозрачной, на месте век — водянистые опухоли. Что-то в ней появилось от выеденного яйца. Она лично знала Вавилова, а знать его и не любить было невозможно. Ей надлежало вычеркивать имя лучшего из лучших из всех книг, где оно упомянуто. Что было бы с отцом, будь он жив? В моей жизни арест Вавилова был поворотным пунктом. Я знала его лично. Общение с ним приподнимало над повседневностью, раздвигало границы бытия. Глядя на него, вы начинали понимать, что значит тютчевское «небожитель»: не он был небожителем — вы, в его присутствии. А он был прост до беспредельности. Его знал и любил весь мир. Он завоевывал сердца, и любовь эта переносилась на Советский Союз. Советскую Россию любили потому, что любили Вавилова. Меллер сказал мне: Вавилов — это Петр Великий двадцатого века. Это верно и неверно. Ради полноты сходства у Петра Первого нужно было бы отнять множество гнусных черт — тоже был из породы кровавых деспотов. Но Меллер имел в виду только положительные свойства.
В 1942 году Вавилов был избран иностранным членом Королевского общества Англии. Королевское общество ограничивает число иностранных членов, избираемых во всех странах и по всем специальностям, пятьюдесятью.
Генри Дейл, президент Королевского общества, говорил Джулиану Гексли, что известие об аресте и смерти Вавилова дошло до общества только в 1945 году. Повторные просьбы сообщить только место и время его смерти, посланные в Советский Союз по всевозможным каналам, остались без ответа. Гексли рассказывает о Вавилове в книге «Наследственность. Восток и Запад. Лысенко и мировая наука», вышедшей в 1949 году. Он заключает повествование словами: «Такова несчастная судьба одного из лучших ученых, какого когда-либо производила на свет Россия».
Убить Вавилова — значило наплевать в лицо мировому общественному мнению, бесстыдно обнажить тиранию. Через этот арест ясно проглядывается многое — пакт о дружбе с Гитлером, оккупация Латвии, Литвы, Эстонии, удар в спину Польше, танки на чехословацкой земле, убийство Михоэлса, Мейерхольда, Мандельштама, позорные столбы Ахматовой, Зощенко, Пастернака, Сахарова, процессы над писателями и аресты, аресты, аресты. Сталин, Хрущев, Брежнев. Арест и уничтожение Вавилова означали, что Советский Союз не нуждается больше в солидарности с прогрессивными силами мира, не делает ставку на эффекты своей лживой пропаганды. Дипломатия отброшена в сторону за ненадобностью. Или это высшая дипломатия громил? Мы уничтожим тех, кого вы любили, кого мировая слава делала по вашему мнению неуязвимыми, и вы — представители мирового общественного мнения — не посмеете пикнуть. И чем более великие люди станут нашими жертвами, тем вернее вы пойдете к нам на поклон.
Свободное копирование
