Глава 4
Стояли тёплые августовские дни. Прошло несколько дней после неожиданного приезда отца и мамы в Ермак. Шум встреч улёгся, на «острове» стало тихо. «Островом» все называли место на левом берегу Иртыша километрах в трех выше села, где давно жили родители моего отца — бакенщики Масловы.
В этом месте в Иртыш впадала Белая речка: неширокая, но глубокая, преграждавшая путь случайным посетителям в стан бакенщиков. Если кто-нибудь приходил из села пешком, то с берега громко кричал, сложив руки рупором передо ртом: «Лодку!!! Лодку!!! Давайте лодку!!!»
У бакенщиков для перевоза всегда наготове стояла небольшая лодка. И если вдруг слышались душераздирающие вопли с другого берега, то кому-нибудь приходилось идти к лодке и перевозить кричащих. Чаще всего кричали свои: как обычно это были или дети, к выходным приходившие после школы, или взрослые, которые по каким либо делам посещали село и затем возвращались назад. Но бывали и случайные визитёры.
Рассказывали про смешной случай. Слышат, кто-то кричит, вызывает лодку. Пошла Анна и увидела, что стоит незнакомый человек в милицейской форме. Произошёл короткий диалог через речку:
— Чего надо? — привычно крикнула Анна.
— Лодку!
— Вы кто?
— Сотрудник НКВД!
«Может проверка какая,— встревожено подумала Анна,— всё-таки сотрудник милиции». Перевезла. Тот приехал спросить рыбы, сын, мол, женится. На обратном пути, понимая, что лишнее знакомство не помешает, Анна у него осторожно спрашивает:
— Вы кем в милиции работаете?
— Конюхом! — гордо ответил сотрудник.
Конечно, посмеялись дома тогда от души.
Масловы всегда рыбачили самоловами. Утром и вечером отец стал ездить с братом Володей на лодке к самоловам, чтобы их потрусить. Самоловы стояли недалеко в устье Белой речки. Можно было ездить и одному, но, с точки зрения техники безопасности на воде, поездки обычно практиковались вдвоём.
Трусить — означало то же самое, что и проверять самоловы: снять пойманную рыбу и очистить крючки от налипшего мусора.
Устройство самолова довольно простое: длинная прочная верёвка, на ней через небольшие расстояния привязываются тонкие, но тоже крепкие поводки. К поводкам привязываются большие стальные, остро заточенные крючки особой формы, на изгибе которых у самого жала крепятся на коротком поводке пробки. Вся снасть с помощью тяжёлых грузил опускается на дно реки, желательно поперёк течения.
Принцип ловли такой: пробки стремятся всплыть, увлекая за собой крючки, но поводки, привязанные к верёвке, их удерживают. Рыба в поисках прокорма обнюхивает всё, что попадает на пути — откуда ей знать, что это пробки, а не хлеб. А возле каждой пробки — жало крючка. Язя, окуня, щуку острые крючки не брали: их тело защищено скользкой чешуёй. Стерлядь же с налимом, на свою беду, очень уязвимы: малейшая неосторожность — и крючок намертво впивался в незащищённое чешуей тело. Ловить рыбу такой снастью всегда запрещалась, но строгой охраны рек не было, и бакенщики этим пользовались.
Рыбачить с помощью самолова первым научился Василий Иванович Маслов на второй год после приезда на Иртыш и научил остальных братьев. А его научил местный рыбак Камкин, который арендовал до революции у купца Агафонова устье Белой речки и там промышлял. Пару таких снастей ставили теперь Масловы в устье той же самой Белой речки. Тут по-прежнему неплохо ловилась стерлядь, реже налимы, так что свежая рыба к столу имелась всегда.
Были и другие снасти для лова, которые я хорошо знал и которые достойны упоминания только потому, что ими пользовались четыре поколения Масловых. Это: перемёты, острога, сеть, бредень, невод, вентерь. И самые простые: кривда, морда и удочка. При случае о некоторых из снастей упомяну.