Война - 17. Мои записки

От автора

Работу над записками о своем времени
я начал давно, но удалось сохранить в
целости лишь ту часть их, которая охватывает
период с мая 1941 г. по май 1945 года.
Записки этого периода разделены на два тома. Первый том (ему дано осо-бое предисловие) охватил период с мая 1941 года по начало января 1944 года, а настоящий, второй, том моих записок охватывает период с начала января 1944 года по май 1945 года.
Я не ставил себе каких-либо очень больших задач перед своими записка-ми. Я просто приступил к работе над дневником, чтобы иметь возможность поговорить с самим собой по всем вопросам, сопутствующим моей жизни. Но события, развернувшиеся на протяжении прошедших лет, изменили мои внутренние побуждения и вывели дневник за рамки интимности, сделали его, по моему мнению, достойным внимания моих современников и подрастаю-щего нового поколения. Насколько полезны мои записки, пусть судит чита-тель, перед которым я не пугаюсь выступить, ибо он – справедлив, а я – ис-кренен в своих записках.
       Автор
16 мая 1945 года. Г. Горький, 23. Белых Николай Никифорович.









Н. Белых
МОИ ЗАПИСКИ
Том II

Тетрадь 10-я (5 января – 17 апреля 1944 г.)
В наступлении войск 2-го Украинского фронта, начатом на Кировоград-ском направлении 5 января 1944 года, 8-я гвардейская Воздушно-Десантная Дивизия занимала особое положение: она обеспечивала левый фланг 7-й гвардейской Армии генерал-полковника Шумилова и находилась на стыке 2-го и 3-го Украинских фронтов. Поскольку главный удар по врагу наносился правым флангом 2-го Украинского фронта, а 3-й Украинский фронт ставил себе пока ограниченные задачи «выравнивания линии и подготовки условий для последующего наступления», нашей дивизии, наступая, надо было не те-рять тактической связи с третьим Украинским фронтом, что само по себе ог-раничивало глубину нашей оперативной задачи и сказалось на всем характере наших действий.
К исходу 5-го января 93-я дивизия заняла Новую Андреевку, 84-я дивизия вступила в Новгородку. Мы, развивая успех в стыке этих дивизий, имели об-щее направление – через Тарасовку и в район южнее Кировограда. На нашем пути немцы оказали ожесточенное сопротивление. Особенно упорные бои развернулись в ночь под 6-е января и днем 6 января. На моих глазах разнесло снарядом моего напарника радиста Кушнарева, ранило начальника штаба полка капитана Прокина. Тысячи немецких снарядов рыли мерзлое поле, по-дымая в воздух тучи снега и камней, зажигали скирды пшеницы, разбивали наши повозки и машины, но были не в состоянии остановить лавину наших войск.
Сотни наших танков устремились на вражескую оборону, прорвали ее и не только перехватили важнейшие дороги, соединявшие вражеские опорные пункты, но и внезапно появились в тактической зоне противника, парализовав немецкие очаги сопротивления. Лобовая атака на Кировоград не сулила успех «малой кровью». Поэтому, прорвав оборону на основных направлениях и раз-громив крупные опорные пункты противника на флангах кировоградской обороны немцев, наши войска обошли Кировоград с севера и с юга, отбили целый ряд упорных немецких контратак и к вечеру 7 января немецкий гарни-зон в Кировограде оказался окруженным. За три дня наступательных боев Второй Украинский Фронт расширил прорыв немецкой обороны до ста ки-лометров и продвинулся в глубину более сорока километров. Освобождено около 130 населенных пунктов и два районных центра – Аджамка и Новго-родка. Уже были разгромлены три пехотных дивизии, одна моторизованная и одна танковая дивизия.
В ночь под 8 января мы вступили в деревню Рыбчина. Все покрыто инеем. Густой туман заволок улицы. Не видать ни зги. С юга, из-за балки, непрерыв-но били немецкие пушки, временами небо загоралось розовым пламенем, ок-рестности оглашались неприятным скрипом, похожим на крик ишака, и в темноте неслись на нас огненные шары. Они рвались с каким-то особым треском, потрясая землю, разваливая дома. Это действовал немецкий миноб-росательный аппарат с реактивными минами. Пленные немцы называли его «Небельвельфором», а наши солдаты окрестили его двумя названиями: «Скрипач» и «Иван». Иваном называли его потому, что немцы этот аппарат предназначали противопоставить нашей «Катюше», но у них это не вышло. Бойцы шутили: Свадьба не состоится, так как наша Катя в два счета растре-плет немецкого Ивана…
Переколов штыками немецкий взвод, засевший в одном из колхозных са-раев, наши бойцы вышли на самую южную окраину Рыбчино, но дальше про-двигаться оказалось невозможным: встретились сплошные немецкие минные поля. Мы выслали туда полковых саперов. Вскоре я принял по радио сигнал. Нам было приказано приостановить наступление в западном направлении, не завязывать боя за хутор Веселый, к которому наши саперы проделали было проходы в минных полях, а развернуть полк фронтом на юг и наступать на Ново-Федоровку.
Для выполнения задачи нам пришлось несколько продвинуться на восток, выйти на грейдер Кировоград-Кривой Рог, и отсюда начать наступление на Ново-Федоровку. Эта деревня была расположена у балки, прикрыта широки-ми минными полями, огневыми точками в каменоломне и на господствующих буграх. Вся местность немцами была хорошо пристреляна. Если бы мы полу-чили задачу по овладению Ново-Федоровкой с вечера, то, возможно, взяли бы ее с налета, но теперь время было упущено: наше наступление на деревню началось утром, когда рассеялся туман и стало светло. Преодолев ожесточен-ное сопротивление немцев, мы к вечеру овладели северной половиной дерев-ни, после чего получили приказ перейти к обороне. Вечером же 8 января, ко-гда была развернута наша рация в глинобитном домике хутора Николаевка, я получил сообщение, что наши войска полностью овладели Кировоградом. В середине ночи в наши боевые порядки привели из политотдела дивизии четы-рех пленных немцев. Они были соответствующим образом подготовлены еще армейским политаппаратом, и предназначались для пропагандийской работы среди немецких солдат действующей армии. Мне эта затея не совсем нрави-лась: уйдут, канальи, и поминай, как звали. Но приказ есть приказ. Немцев этих мы спровадили в южную часть Ново-Федоровки. Пошли они очень охотно. Через несколько секунд они исчезли из виду, но, прислушиваясь, мы вскоре уловили окрик: «Хальт! Вэр гэст?» В ответ послышался уже знакомый нам голос одного из распропагандированных немцев: «Вир зинд дойтче золь-датен».
И это все. Больше этих немцев мне не пришлось видеть или слышать.
Утро 9 января было тихое, морозное. Бои замерли. На наш участок непре-рывно подходили артиллерийские подразделения. Становилось тесно от ору-дий всех систем и калибров. Ожидалось немецкое контрнаступление, воз-можно было и наше наступление в направлении Кривого Рога, чтобы содей-ствовать Третьему Украинскому фронту… С обеда началась артиллерийская перепалка и длилась она до 11 января.
Поздно вечером 11 января принято радиосообщение о ликвидации немец-кой группировки северо-западнее Кировограда. Разгромлены 2 танковых ди-визии, одна мотопехотная и две пехотных дивизии. Убито 8000 немцев, за-хвачено нашими войсками 94 танка и 124 орудия. Это хорошо. Но и плохое есть: с полночи немецкие пушки начали лупить по нас из Новгородки (Немцы вытеснили оттуда 84-ю дивизию наших войск, но об этом в информбюро не будет напечатано: мы скоро вновь возьмем Новгородку), а из хутора Веселый надоедливо до самого утра бросал в нас огненные шары немецкий «скрипач».
12 января радио принесло несколько хороших вестей: успешно действуют Первый Украинский и Белорусский фронта. Форсирована река Случ севернее и южнее Сарны. Войска генерала армии Рокоссовского приближаются к го-роду Мозырь и ж. д. узлу Калиновичи. На рассвете зашел ко мне подполков-ник Уласовец, заместитель командира дивизии по строевой части. В недавнем прошлом он командовал 224 полком 41-й стр. дивизии. Она была нашим со-седом при наступлении 5 декабря 1943 года на Новую Прагу. Исходные пози-ции нашего наступления были в районе деревни Скеля. Там же мы и нашли в свое время списки всего личного состава 224 полка, потерянные подполков-ником Уласовец. Этим спискам и суждено было стать яблоком раздора между мной и товарищем Уласовец. А получилось так. Ночью же под 13 января по-шли мы втроем, Уласовец, наш начарт полка Шеронов и я, проверять перед-ний край. По пути Уласовец начал необоснованно хвастаться своими качест-вами бдительного человека. Мне надоело слушать его хвастовство, я и сказал:
       – Вы правы, товарищ подполковник. Только бдительный человек мог потерять в Скеле списки целого полка…
Уласовец остановился, что было у него силы, дернул меня за рукав овчин-ного пиджака, обложил трехэтажным матом и приказал убираться к чертовой матери. Но мы с Шероновым не стали «убираться к чертовой матери». Тогда Уласовец повернул от нас на грейдер и зашагал на НП командира дивизии, а мы с Шероновым прошли в боевые порядки 2-го батальона, где и просидели в окопах до самого утра: выбраться оттуда из-за внезапно открытого немцами огня оказалось совершенно невозможным.
Поздно вечером 14 января стало известно, что войска Белорусского фрон-та (Рокоссовский) занял Мозырь и Калинковичи. На рассвете 15 января пра-вее нас завязала бои 41-я СД, пытаясь овладеть хутором Веселый. Жесткий мороз. Жесткий огонь. Со своего НП вижу, как золотыми искрами разрывных пуль разрисовали немцы южный скат, по которому черными зигзагами и от-дельными точками двигались цепи и одиночные бойцы 41-й. Над их головами катились в немецкую сторону кроваво-красные шары: советская артиллерия била трассирующими снарядами. А на северо-западе, в темном небе горели целые гирлянды огней, вспыхивали и гасли остроконечные звезды: кирово-градские зенитчики отражали очередной налет немецкой авиации, еженощно злобствовавшей над потерянными немцами городом.
Бой 41 СД провела без успеха. Главная причина этого, полагаю, в неуме-нии сохранить в тайне подготавливаемую операцию: дней пять тому назад чуть ли не по всем проводам телефонной сети армии болтали начальники и телефонисты о готовящемся наступлении 41 дивизии на Веселый. Конечно, немцы подслушали (подслушивание у них поставлено на широкую ногу, тех-нически прекрасно обеспечено: имеются специальные аппараты подслушива-ния) и приготовились…
17 января – хорошие вести: советские войска прорвали севернее Ново-Сокольников немецкий фронт шириной в 15 километров и продвинулись в глубину на 8 километров. Перерезана железная дорога Ново-Сокольники-Дно. Заслуживает большого внимания газетная публикация 11 января о взглядах нашего правительства на будущую восточную границу Польши. При условии, что послевоенная Польша будет дружественной нам, граница ее на востоке пройдет по «Линии Керзона», с некоторым отступлением в пользу Польши. Против этой линии не могут возражать наши союзники, поскольку она была разработана Территориальной комиссией Парижской мирной Кон-ференции и была принята союзными державами после заключения Версаль-ского мира, а потом опубликована 8 декабря 1919 года в известной «Деклара-ции Верховного Совета Союзных и Объединившихся Держав по поводу вре-менной восточной границы Польши». Декларация эта была подписана Пред-седателем Верховного Совета Жоржем Клемансо. В июле 1920 года эта «ли-ния» была подтверждена на конференции союзных держав в Спа, а 12 июля 1920 года она вошла в качестве основы в ноту английского министра ино-странных дел Керзона, посланную Советскому Правительству в связи с пред-ложением посредничества в польско-советской войне (поляки просили тогда союзные правительства об этом посредничестве, т. к. потеряли надежду ору-жием отторгнуть у нас Западную Украину и Западную Белоруссию). В ноте Керзона было сказано, что «Линия эта приблизительно проходит так: Гродно-Яловка-Немиров-Брест - Литовск-Догогуск-Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Кар-пат». Севернее города Гродно указывалась граница между Польшей и Лит-вой. Польское правительство не согласилось тогда с этим предложением и, пользуясь тяжелым положением нашей страны, навязала нам мартовский Рижский мирный договор 1921 года, захватив западные области Советской Украины и Белоруссии. Исправление исторической несправедливости было сделано в 1939 году, но сейчас польское эмигрантское правительство снова предъявляет необоснованные претензии на Советские западные области Ук-раины и Белоруссии. Это не только дико с точки зрения этнографического состава областей (они заселены украинцами и белорусами, жаждущими жить в составе своих республик), но и еще больше дико с точки зрения необходи-мости освободить Польшу из-под ига немецкого фашизма: сделать это может только наша Красная армия, а польские Рачкевичи, Соснковские и Квапин-ские никак этого уразуметь не желают. Отсюда невольно напрашивается мысль, да желают ли они вообще освобождать польский народ от немецкого ига? Кажется мне, что в период боев за Польшу нам придется не только драться с немцами, но и с польскими реакционными силами, организованны-ми Рачкевичем и его коллегами в Польше, возможно, с согласия немцев.
18 января противник вел себя смирно. Войска Ленинградского фронта на-чали наступление в районе южнее Ораниенбаума. Ночевал я на НП команди-ра полка. Холодный блиндаж. Коптушка из консервной банки. Жестяная печ-ка – без дров (На Украине дров трудно найти, разве только рубить фруктовые сады, но мы не немцы). На земляных полатях – куча спящих людей. Тут и те-лефонисты, и автоматчики из охраны и пара связных. Продрогнув в траншее, я снова возвратился в блиндаж, приказал радисту развернуть станцию. В 23.30 19 января 1944 г. радио сообщило о взятии Ленинградским фронтом Красного Села, Ропши и Петергофа. Генерал армии Говоров недурно начина-ет новый военный год.
 20 января был теплый день, с крыш падали капели. Немец весь день лу-пил по нас из минометов. Мины ложились так близко, что жар взрыва касался наших щек, а дышать становилось трудно, т. к. воздух густо насыщала зло-вонная металлическая гарь взрывчатки. Радио сообщило хорошие вести: вой-ска Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкого ов-ладели сегодня Новгородом. Это почти символично. В 1242 году Александр Невский отсюда понес карающий меч против немецких рыцарей. В 1944 году этот меч понесут отсюда против немцев наши богатыри-красноармейцы. Они отсекут голову немецкому фашизму. Недаром, как идут слухи из Каира, Риб-бентроп встретился недавно в одном из городов Пиренеев с двумя официаль-ными англичанами и беседовал с ними о сепаратном мире. Риббентроп пони-мает, как складывается обстановка. Правда, англичане опубликовали опро-вержение, но это не меняет самого факта, что Германия нуждается в сепарат-ном мире, а в Англии есть люди, желающие освободить Гитлеру руки в борь-бе с Красной Армией. Это те самые сэры, которые в силу всех своих возмож-ностей тормозили и тормозят открытие второго фронта в Европе.
21 января Ленинградский фронт освободил станцию Мга.
Мы получили приказ провести частный бой с целью улучшения позиции. Всю ночь под 22 января я проблуждал в боевых порядках полка, готовя их к предстоящей операции и проверяя готовность. Прибывший к нам новый ко-мандир полка майор Комаровский очень легкомысленно относится к пред-стоящей операции: он, напившись до пьяна, не только не стал слушать мои соображения, составленные вместе с капитаном Бекасовым из оперативного отделения штадива (С ним мы вместе облазали всю местность, на которой предстояло провести операцию), но и выгнал из блиндажа НП всех телефони-стов и радистов, выключил аппараты и залег спать со своей походной поле-вой женой, некоей Раисой Приблудной. Так и проспал он до 8 часов утра, по-ка начался бой. Только теперь Комаровский познакомился с нашими сообра-жениями, в которых было убедительно доказано, что действительное улучше-ние наших позиций могло произойти лишь в результате овладения всей Н. Федоровкой и М. Новгородкой (для чего у нас явно не доставало сил), а про-движение наших подразделений на 500–600 метров к югу, в силу рельефа ме-стности и охватывающего положения немецких позиций, не улучшало, а ухудшало наши позиции и угрожало нам необоснованными потерями как в процессе бессмысленной операции, так и после ее, когда наш узкий клины-шек попадет под двоякий огонь с флангов. Прочитав, Комаровский согласил-ся с нашими соображениями, но счел невозможным приостановить операцию из-за боязни, что его будут ругать «за позднее высказывание своего мнения». Операция была проведена. Мы потеряли до сорока человек убитыми, продви-нулись на 600 метров, как и требовал подполковник Уласовец, а потом… снова отошли на старые позиции, убедившись в невыгодности нового рубежа (О его невыгодности настойчиво твердили мы в своих письменных соображе-ниях, которые не захотел майор Комаровский провести в жизнь по вышеука-занным причинам)
… 23 января удалось познакомиться с новогодним посланием Рузвельта Конгрессу. В этом документе отражена могучая сила ума и прозорливость ве-ликого американского президента. Читая послание, ощущаешь, какую уйму препятствий приходится преодолевать Рузвельту, организуя победу над фа-шистскими странами. Мне начинает казаться, что в затяжке с открытием вто-рого фронта виноват кто угодно, только не Рузвельт. Америка и весь мир дол-го будут помнить человека, который выступил с требованием к Конгрессу принять закон о национальной повинности. Рузвельт сказал при этом: «Я три года не решался предложить вам закон о национальной повинности. Однако сейчас я убежден в его необходимости. Хотя я считаю, что мы и наши союз-ники можем выиграть войну, не прибегая к этой мере, я все же убежден, что лишь всеобъемлющая мобилизация всех наших ресурсов, людских резервов и капитала гарантирует скорейшую победу, сократит страдания, горести и кро-вопролитие». Отметив, что США присоединились к весьма обширным кон-кретным планам во время Московской, Каирской и Тегеранской конферен-ции, чтобы за этой войной не последовала катастрофа, «чтобы мы не повто-рили трагическую ошибку страусовой политики изоляционизма и чтобы не повторились эксцессы безумных 20-х годов, когда наша страна предалась беспечности, что привело к трагической катастрофе». Призывая разработать планы обеспечения прочного мира, Рузвельт указал, что «При нынешней ме-ждународной обстановке, действия Германии, Италии и Японии показали, что установление какого-то военного контроля над возмутителями спокойствия столь же необходимо в отношениях между нациями, как и между гражданами в обществе. Столь же важным для обеспечения мира является обеспечение приличного уровня жизни для каждого мужчины, женщины и ребенка во всех странах. Свобода от страха связана со свободой от нужды».
Золотые слова. Но если Рузвельт доживет до конца войны, он, вопреки своим желаниям, будет свидетелем колоссальной нужды народных масс. И, возможно, американцы первыми увидят на своих улицах миллионы безработ-ных. Такова уж основа капиталистического миропорядка…
Осуждая разногласия между американцами во внутренней жизни, прези-дент указал, что именно «Сейчас наступило время подчинить индивидуаль-ные и групповые эгоистические интересы требованиям национального бла-га… Мы присоединились к правильно мыслящим людям, чтобы защитить се-бя в мире, который находился под сильной угрозой гангстерского режима… Мы объединены решимостью сделать так, чтобы за этой войной не последо-вала новая катастрофа. Когда в октябре Хэлл отправлялся в Москву, а я в но-ябре поехал в Каир и Тегеран, мы узнали, что мы и наши союзники едины в своей общей решимости сражаться и выиграть эту войну. Однако имелось много жизненно важных вопросов, касавшихся будущего мира, и они были обсуждены в атмосфере полной искренности и гармонии. В прошлую войну такого рода переговоры и встречи даже не начинались, пока не прекратилась стрельба и пока делегаты не начали собираться за столом мирной конферен-ции. Тогда не было случаев вести переговоры, результатом которых было бы согласие умов. Следствием этого явился мир, который не был миром. Эту ошибку мы не повторим в нынешней войне.
Здесь я хочу прямо обратиться с парой слов к некоторым страдающим по-дозрительностью людям, опасающимся того, что Хэлл или я взяли на себя обязательства на будущее, которые могли бы связать США секретными дого-ворами или заставить их играть роль Санта Клауса (Рождественского деда). Таким, если говорить вежливо, страдающим подозрительностью людям я же-лаю сообщить, что Черчилль, Сталин и Чан Кай-Ши – все они превосходно знакомы с пунктами нашей конституции. С ними знакомы также Хэлл и я. Конечно, мы взяли на себя некоторые обязательства… которые требуют ис-пользования всех сил союзников для разгрома наших врагов в возможно кратчайший срок… Настроениям самоуспокоенности у нас не должно быть места… Вспомним уроки 1918 года. Летом тогда сложилась благоприятная обстановка для союзников в ходе войны. Но наше правительство не ослабило усилий. Фактически наши национальные усилия были еще более напряжен-ными. В августе 1918 года предельный возраст для мобилизации был повы-шен с 21-31 до 18-45 лет. Президент обратился с призывом «напрячь силы до предела», и его призыв нашел отклик. В ноябре – всего лишь тремя месяцами позже – Германия капитулировала. Вот как надо воевать и выигрывать войну – напрячь все силы до предела, а не смотреть одним глазом на поля сражения за границей, а другим глазом следить за личными или политическими интере-сами на родине».
Все это Рузвельт сказал не только потому, что сам верит в свои слова, а еще и потому, что чувствует за своей спиной массовую поддержку…Его го-лос – это голос миллионов. И жаль, что Рузвельт, безгранично сильный ду-хом, до крайности слаб физически: может стать, что он не доведет свои идеа-лы до конца… А Рузвельтов Америка рождает не каждый день…
… 24 января, как сообщило радио, освобождены от немцев города Пуш-кин и Павловск (Слуцк). Перерезана железная дорога Гатчина–Нарва. Над немцами бушует ураган расплаты за слезы и раны Ленинграда… Города, пе-режившие блокаду и осаду в 900 дней. Так долго не держалась древняя Троя, так долго не держался ни один город мира.
26 января весь день провел на НП командира полка. Немец настойчиво лупил по нашему кургану. Два автоматчика из охраны НП ранены осколками снарядов, перебиты все телефонные кабели. Только к вечеру затих огонь не-мецкой артиллерии из района высоты 163.9 (в районе Новгородки). А затих он потому, что наши дальнобойные пушки нащупали, наконец, немецкую ба-тарею и своими снарядами подняли ее на воздух.
Меня должен был сменить на НП майор Тихонов, но он, как всегда, со-слался не то на зубную боль, не то на занятость перепиской протокола пар-тийного собрания, и… на НП не явился. Остался я дежурить и на ночь.
Любители фейерверка не смогли бы придумать более красивой иллюми-нации, чем иллюминация фронтовая. Достаточно подняться на вершину кур-гана, чтобы в ночной тьме увидеть сияние осветительных ракет над передним краем немецкой обороны, цветение радуги из разноцветных сигнальных ра-кет, золотые и зеленые фонтаны трассирующих пуль, искрящиеся длиннохво-стые реактивные мины, зарницы орудийных вспышек, рубиновые искры раз-рывающихся снарядов, ослепительные короны рвущихся авиабомб, сбрасы-ваемых нашими ночными бомбардировщиками, смешными и настойчивыми «У-2». Конечно, все это по-своему звучит, по-своему портит зрительное впе-чатление: пули с пронзительным свистом или шелестом проносятся над кур-ганом, заставляя прятаться за бруствер. Иногда они со звоном щелкают по брустверу, рикошетят и с жалобным мяуканьем уносятся куда-то в высь или в сторону, разбрызгивая огненные искорки. Снаряды с режущим свистом и гу-лом, мины с неприятным воем, бомбы с гудящим свистом и оглушительным треском наполняют все пространство, и удивление берет, как только люди ос-таются живыми в столь плотном насыщении воздуха смертоносным градом осколков и пуль… Постепенно картина, красивая картина смерти заворажи-вает человека, притупляет в нем инстинкт самосохранения, и он становится таким, что его начинают именовать храбрецом. На днях был на НП один из командиров резерва. Он так увлекся ночным зрелищем, что не заметил, как был ранен. В этом надо искать объяснение, что часто ядовитое бывает наибо-лее красивым: красивого мы меньше остерегаемся…
В двенадцатом часу ночи прибыл ко мне старший лейтенант Смирнов. Он согласился подежурить на НП, пока я немного погреюсь. В блиндаже, стара-ниями красноармейца-телефониста, топилась печка. Вместо дров в ней горе-ли ящики от разбитых телефонных аппаратов, куски кабеля и толовые шашки. Было копотно, но тепло. На земляном столе горела не коптушка из консерв-ной банки, а лампа из снарядной гильзы. Голубые огоньки бегали по медным бокам «лампы», устроенной телефонистом, и я побаивался, как бы не вспых-нул налитый в гильзу бензин. Но бензин не вспыхивал, и я вскоре привык, не стал обращать ровно никакого внимания на голубые огоньки. Вернее, я ув-лекся рассказом В. Гроссмана «Жизнь». В этом трагическом рассказе, кото-рый я прочитал залпом, говорилось о борьбе небольшой группы красноар-мейцев с немцами. Одна строчка рассказа, несмотря на общий трагизм опи-сываемых событий, вызвала у меня улыбку: старик-забойщик Козлов вспом-нил, как однажды жена приревновала его к шахте, куда он, возвратившись с войны, зашел прежде, чем к жене…
Написана «Жизнь» сильно. Но смерть старика Козлова здесь даже лиш-ня… Хорошо, что судьба сохранила жизнь храбрецов-красноармейцев в ус-ловиях, казавшихся безвыходными: они нашли путь из шахты, будучи заму-рованными там. У читающего «Жизнь» рождается надежда, что и его судьба сохранит ему жизнь в сплошном потоке смерти, бурлящем на полях войны…
В ночь на 26 января, как стало известно, очищена от немцев Гатчина (Красногвардейск), а 27 января войска Ленинградского фронта взяли Тосно, Волосово и подошли к Любани. Вечернее радио сообщило 28 января о взятии Любани, окружении Чудово, полном очищении от немцев всей дороги Моск-ва-Ленинград.
В наших местах заметно уменьшилась плотность наших и немецких бое-вых порядков. Почти исчезла с нашего участка обороны тяжелая артиллерия. Все идет к правому флангу фронта. Там, вероятно, в скором времени разы-грается крупное дело.
29 января получил письмо от жены. В письме вложены рисунки, сделан-ные моим семилетним сыном. Тут и танки, разящие фашистов, и красно-звездные истребители, стреляющие по немецким «Юнкерсам», и бронемаши-ны, вышедшие на разведку. Жена отзывается о рисунках с преувеличенной восторженностью. Боюсь, что ее восторг окажет отрицательное влияние на сына, поспешил поэтому написать ей следующее: «Получил, Соня, твое пись-мо с рисунками Жеки. Это очень хорошо, что сын рисует, отзывается своими рисунками на злобу дня. Старайся развить в нем к рисунку, но не перехвали-вай: похвала часто кружит голову, мешает развитию таланта, возможно, за-ложенного в человеке. Надо убедить каждого, что любая цель им может быть достигнута упорным трудом и исканием, действием беспокойной, настойчи-вой мысли…»
30 января 1944 года. Дряблое утро. Сплошные облака. В воздухе порхали снежинки. Под подошвами сапог гулко гремела замершая земля. На нашем участке фронта молчали пушки, лишь изредка хлопали винтовочные выстре-лы. В заснеженном поле не видать ни одного человека. Такое время у нас принято называть скучным временем. Слева и справа слышался отдаленный непрерывный гул. Мы знали, что это гремела артиллерия, и у нас рождалась зависть к тем участкам фронта, где шло наступление. Там не было «скучного времени». Лишь вечером повеселело: узнали, что вчера Первый Прибалтий-ский фронт занял Новосокольники, а Ленинградский фронт освободил Чудо-во. Очень жаль, что восточнее Винницы и севернее Христиновки наши вой-ска отошли на новые позиции.
Есть оперативные данные о продвижении войск Ленинградского фронта к Кингисепу, о взятии Аппостолово войсками 3-го Украинского фронта, о взя-тии Шполы (с. з. Кировограда) войсками 2-го Украинского фронта.
… Украинское Правительство уже переехало в Киев. Это демонстрирует прочность нашего положения на Правом берегу Днепра.
… Война внесла глубокие изменения не только в международную, но и во внутреннюю жизнь нашей страны: свободнее вздохнула церковь и стала на позиции поддержки Советской власти, теснее стало национальное единство и крепче дружба народов нашей страны, «Интернационал» из Государственного стал только партийным гимном, расширены права Союзных Республик в во-енном деле и в международных связях… Это укрепит наша международное положение, поднимет наш вес при решении послевоенных вопросов за миро-вым столом…
… Мы живем сейчас в век таких грандиозных искушений духа и плоти, в век столь распространенной лжи, что трудно найти что-либо подобное в при-мерах мировой истории, в прошлых веках. Вот, например, сегодня немецкий самолет разбросал несколько листовок. Одна из листовок озаглавлена «Еще раз об убийствах в Катыни», а вторая – иллюстрированная – озаглавлена «Кожен нарiд мае свiй смак. Украiнки, що Ви iх бачите на цьому знiмку, найкраще знають, як догодити гарною стравою своiм землякам. Харчування готуеться на чистих кухнях, обудованих за останнiм словом технiки». Эта листовка с изображением чистеньких и веселых украинок, работающих на обильной и сверкающей кухне за изготовлением пищи для красноармейцев – немецких пленных, имеет задачу убедить нас в райском житье-бытье наших пленных в немецких лагерях. Что может быть кощунствее этого? Нам прихо-дилось не раз брать в плен немецких солдат. Это грязные, голодные и зав-шивленные люди. Неужели немецкое командование захотело бы поставить в более лучшие условия своих пленников? Конечно, нет. Немецкие пленники умирают от голода, забиваются до смерти палками надсмотрщиков, травятся собаками, сжигаются на кострах, а немецкая пропаганда осыпает нас дождем своих красочно иллюстрированных листовок. Правда, что в красивом может таиться яд. Но находятся люди, склонные поверить этим немецким листов-кам: соблазн обильного затмевает их разум, и они призрак и иллюзию спо-собны бывают принять за правду. Если бы этого порока не было в человече-ской душе, невозможна была бы никакая пропаганда. Но если в этой листовке немцы рассчитывали на человеческую слабость искания «желудочных благ», то чего же хотели они сказать «Еще раз об убийстве в Катыни»? Они хотели эксплуатировать ту психологическую черту людей, которая содействует вос-приятию лжи в качестве правды, если лживые «факты» многократно и упорно подтверждаются «очевидцами» и свидетелями. Известен случай, когда один неаполитанец признал свои башмаки за фазанов только потому, что все встречные и поперечные называли его башмаки фазанами.
Еще весной 1943 года немцы опубликовали сообщение, в котором дока-зывали, что в 1940 году в Катынском лесу советскими органами были убиты польские военнопленные. Теперь, когда пятнадцатый километр шоссе Смо-ленск-Витебск снова в советских руках, а работами Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецкими фа-шистами в Катынском лесу военнопленных поляков полностью восстановле-на картина немецких злодеяний в Катыни, Геббельс снова наводнил наши по-ля своей листовкой. Он доказывает, что поляков убивали не немцы, а русские.
Что же в действительности произошло?
До нападения немцев на СССР в Смоленской области был лагерь для во-еннопленных поляков, занятых на строительных работах. Поспешное отступ-ление войск Красной Армии в 1941 году не позволило нашему правительству эвакуировать этот лагерь на Восток. Немцы, захватив лагерь, продолжали свою политику физического уничтожения поляков, и осенью 1941 года рас-стреляли всех военнопленных поляков в Смоленской области. Местом рас-стрелов был избран Катынский лес, что недалеко от Смоленска (к западу от города). Массовые расстрелы, как видно из опубликованных в «Правде» за 26 января 1944 г. материалов, совершались немецкой военной частью, зашифро-ванной условным наименованием «Штаб 537 строительного батальона». Во главе этого «штаба» стоял оберст-лейтенант Арнес и его помощники обер-лейтенант Рекст и лейтенант Хотт. Убийства производились по директиве из Берлина в осуществлении политики физического уничтожения славянских народов. Таковы факты. И никакими листовками Геббельсу не затмить наш разум, нашу возмущенную совесть. Что же касается немецких ссылок на «очевидцев» и свидетелей, то материалы Специальной Комиссии раскрыли методы, при помощи которых немецкие палачи создавали Катынское дело.
Почувствовав приближение Красной Армии, они пытками, провокациями, уговорами, подкупами отыскали некоторое число «свидетелей» и получили от них ложные показания. Сами эти «свидетели» на весь мир теперь рассказали, как немцы допрашивали их по катынскому делу. Не удалось и не удастся немцам свалить свои преступления на голову благородного русского народа. Не удастся поссорить нас с польским народом.
30 января 1944 года в Катынском лесу состоялась панихида по убитым фашистами польским офицерам. Командир 1-го польского корпуса в СССР генерал-майор Зигмунд Берлинг под звуки оркестра, исполнявшего Шопенов-ский «Фюнебр», возложил на могилу первый венок и отдал честь праху пав-ших. Заместитель Берлинга – генерал-майор Завадский в своей речи сказал: «Катынский лес – это новое преступление немцев против славян. Но гитле-ровская провокация не удалась. Никто не поверил их фальшивке… Русский народ помог нам найти правду, и он поможет нам донести эту правду до Варшавы. Будем же мстить врагу, пока не уничтожим его окончательно».
Немцы хотели катынской могилой поссорить русских с поляками, но до-бились обратного результата: именно над этой могилой еще раз торжественно и клятвенно скреплено братство русско-польского оружия, нацеленного в сердце Германии.
… 1 февраля 1944 года. Ночь прошла без артиллерийской канонады. Только ливни трассирующих пуль всю ночь расцвечивали серое небо огнен-ными радужными искрами. Морозно. Захвачены пленные. Они показали, что в связи с успехами второго Украинского фронта на его правом фланге, не-мецкое командование подготавливает солдат к драп-маршу за Южный Буг. Возможно, в этом есть большая доля правды. Но за Буг врага потянуло не от хорошей жизни: в войне наступил тот перелом, от которого веет неизбежной грядущей победой наших войск над немцами.
В половине дня получили приказ принять полосу обороны от 41-й диви-зии, т. е. нам надо подвинуться значительно правее, к деревне Рыбчино. 41-я дивизия высвобождалась для боевых дел на правом фланге 2-го Украинского фронта.
Вечером пришли новые хорошие вести: ленинградцами взят Кингисепп.
… На новом месте мы устроились быстро. Штаб разместили в толстостен-ной хате из самана. Прямо из-под стены шел ход в траншею и в щели, куда можно было прятаться от снарядов. Все это сделано было еще немцами, но годится и для нас. Штабной писарь – старшина Логвинов раскопал в куче бу-маг на чердаке книгу, оказавшуюся семьдесят седьмым изданием «Еванге-лия», отпечатанного в 1915 году. Редко какая другая книга выдерживала та-кое большое число изданий. Книга напечатана славянским шрифтом, и я уди-вился, что еще не забыл чтение его, хотя обучался славянскому чтению лет восемнадцать тому назад. Бренное что-то есть в славянском шрифте, как впрочем и во всей современной жизни, избитой минами, снарядами и ложью немецкой пропаганды. Вот прямо под окном штабной хаты чернела опален-ная краями воронка, выбитая в земле немецким снарядом, на титульном листе «Евангелия» нарисован тушью немецкий герб со свастикой, на полях страни-цы написана фраза из Ницше «Германия – превыше всего», а на синей про-кладке, заложенной в книгу каким-то украинским читателем, изображен не-мец с дубиной дикаря-людоеда… Все полно противоречий, как и евангель-ский текст. Евангелист Матвей, если он был в жизни, сам заметил противоре-чие своих суждений, но не стал уничтожать их, а счел за большее благородст-во свой стих 16-й подправить и объяснить стихом 18-м. Жаль, что в наше время привыкли к заметанию следов и к опусканию «концов в воду», что час-то вынуждает нас принимать явления в готовом виде и в приемлемой служеб-ной редакции, за которой ни в какой микроскоп или телескоп не рассмотришь динамику становления: вывод никогда не имел качеств прозрачности. И горе тому, кто живет одними выводами…
… В стихе 16-м главы 1-й «Евангелия» Матвей писал:
«Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которого родился Иисус, назы-ваемый Христом».
Вспомнив догму, что Иисуса родила не жена, а дева, да еще непорочная, Матвей не стал зачеркивать свой стих 16-й, как это сделали бы современные политики, не желающие попасть в конфузное положение, а просто написал дополнительно стих 18-й в следующей редакции:
«Рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во чреве от Духа Святого…»
Какая волнующая наивность! И она владела на протяжении веков умами и сердцами миллионов людей. Продолжает владеть и поныне. Блажен, выходит, обманутый, не зная о том во век. Не этот ли мотив прозвучал в рассказе Се-рафимовича «На реке?» Обратная сторона этой медали состоит в том, что… горе понимающему, но лишенному сил одолеть зло и изменить мир в сторону всеобщего счастья. А сильные почти всегда бывают не склонны снисходить до мелочей жизни, так как не знают боли от поражающего других неустрой-ства и зла, не несут на своей спине всенародное бремя. Не этот ли мотив вол-новал Грибоедова до самой последней минуты, пока фанатичная тегеранская толпа грязными руками оборвала его жизнь?
… На улице гулко лопнул снаряд. Я взглянул на часы. Было ровно 13 ча-сов по Московскому времени. 2-е февраля 1944 года. Издалека-издалека, как сквозь сон, доносился с северо-запада неясный гул артиллерийской канонады. И, может быть, сто верст отделяли нас от того места, где столь внушительно гремели пушки. Что представлял в сравнении с ними этот немецкий снаряд, лопнувший невдалеке от штаба и переломивший единственную на этой улице старую березу? Я записываю войну. Когда, интересно, смогу записать я день и час наступившего мира? Дату, за которой последует строительство челове-ческого счастья без повторения столь многих заблуждений, допущенных людьми в предвоенные годы и отравляющих часто наше существование.
Эти строки я пишу, уже находясь во власти мечты. Забытое Евангелие, распластав свои листы-крылья, одиноко лежало на немецкой противоиприт-ной накидке, имитированной под шагрень. Вспомнил о шагрени, а перед гла-зами встал Бальзак с его волшебной «Шагреневой кожей». Если бы мне при-шлось владеть таинственным куском шагрени, то первым моим желанием было бы дать человечеству мир, а не взять себе красавицу со звездными гла-зами… Однако, нельзя давать волю моей измученной мысли, иначе она заста-вит карандаш покрыть сотни страниц мелким убористым почерком, плотным текстом, в буквах которого растворится большая жизнь маленького человека, всегда чаявшего осуществить мечту о подлинном народном благоденствии, но видеть которое он, возможно, сумеет лишь во сне и в неспокойное грезе… О, как коротка жизнь человека, и как много в ней препон, мешающих людям излить свою душу в исповедной беседе перед всем миром: римский цензор пережил столетия…
… Внезапно пришла мысль, если останусь жив, написать после войны рассказ «Очищение». Рассказ о том, как человек, отвергнутый родиной, по-любил ее, пройдя через очистительный огонь войны…
3 февраля посмеялся немного над наивностью начальника штаба полка капитана Прокина. Он кодировал схему огней названиями зверей: «Леопард», «Лев», «Тигр»… Ему еще осталось закодировать один огонь, но он не смог сразу придумать подходящего звериного названия и задумался.
– Напишите «Жираф», – посоветовал я.
– Не подойдет, – возразил Прокин. – Жираф это птица, а мне нужен зверь.
– Жираф птица? – нетактично удивился начхим Савицкий. – Это вроде ко-ня с длинной шеей, а вовсе не птица…
Картинка, которая Чехову годилась бы для написания веселого рассказа. Но в наше время, как писала однажды «Правда», многие редакторы имеют коровьи глаза и не разрешают нашим героям ни плакать, ни смеяться, ни умереть, как следует. Например, даже за границей стал известен случай, когда рассказ одного из известных русских писателей был вычеркнут редактором из сборника по мотивам «пессимистической струнки», которая состояла в том, что летчик поставил рекорд, а сам погиб при исполнении долга… Умному разве долго найти запретительную причину?
Вечером пошел в боевые порядки 1-го батальона, и пробыл там почти до утра. Вспомнить когда-либо надо эту ночь: тепло, клубился небольшой туман, освещенный луною. На бруствере отбитого у немцев окопа торчало ружье, воткнутое штыком в землю. И не понять, был ли в этом символ начавшегося протрезвления немецкого солдата или было злобное предложение нам пойти в немецкий плен? Ведь выкрик «Штык в землю!» служил в этой войне знаком предательства для нас и был немецким пропуском для людей с опустошенной душой, которые пытались на подошвах своих сапог унести Родину в немец-кое рабство. Такие, к сожалению, были у нас.
Когда мы спустились в лощину, то заметили человека. Он полз к немец-кому проволочному заграждению. Мы знали, что в эту ночь не действовали наши разведчики и саперы. Никому не дано было задание резать немецкую проволоку или ползти к немецким окопам. Мы успели добежать до пулемет-ного окопа раньше, чем человек дополз до проволоки. Пулеметчик немедлен-но прицелился, нажал на гашетку. Огненные брызги трассирующих пуль осыпали человека, переступившего законы страны. Труп его и утром продол-жал лежать в снегу. Только следующей ночью вытащили его оттуда наши разведчики. В рукаве ватной фуфайки нашли справку, что предъявитель ее действительно отбывал наказание в Н-ском лагере по статье 58 Ук, но был освобожден по особому ходатайству Р-ского районного отд. НКВД. Ошибоч-но освобожденный, он, видимо, спешил к своим хозяевам. По пути к ним он попал рядовым в Красную Армию, по пути к ним и обрел заслуженную смерть…
К 5-му февраля оттепель совсем согнала снег с полей. Земля раскисла, и трудно стало вытаскивать сапоги из клейкого суглинка улицы, из чернозема огородов, ходить по которым приходилось, чтобы прятаться за домами и из-городями от немецкого наблюдения и огня. Запахло весной. Днем я услышал песню жаворонка. Совсем исчезли красногрудые снегири, порхавшие, быва-ло, по заиндевелым веткам бузины. Приближалась весна, но далеко еще было до мира. Окруженные севернее Звенигородки, немецкие дивизии не хотели сдаваться. Немецкое командование подбрасывает им боеприпасы и продо-вольствие при помощи трехмоторных «Юнкерсов». Безнадежное дело! Плохо усвоили немцы урок Сталинграда… Вчера сбито на подступах к окруженным дивизиям 60 трехмоторных «Юнкерсов».
7 февраля выехал верхом в политотдел дивизии на совещание. Совсем весна: журчали ручьи, мокрый туман плыл над полями, по обочине дороги зеленела трава, зеленела озимь. Но к вечеру резко похолодало, потянул се-верный ветер.
Ночное радио сообщило то, о чем мы уже имели некоторые оперативные сведения: пять дней тому назад начал свое наступление Третий Украинский фронт. Освобожден город Аппостолово и более 200 других населенных пунк-тов. Войска фронта вплотную подошли к Никополю, продвинулись на право-бережное низовье Днепра.
Ночь прошла в пулеметной трескотне: в Н. Федоровке вела с немцами бой 63-я отдельная штрафная рота. Утро сиверное, морозное. В разрывах облаков временами мелькало бронзовое солнце, и от его пронзительного света стано-вилось тогда еще холоднее. Зима решила не уступать. В трубе и окнах нашей хатенки ветер выл и свистел. Медленно и грустно чирикали нахохлившиеся воробьи, перепрыгивая с ветки на ветку чахлой акации, растопырившейся под окном. Из вишневого сада методически била наша пушка в лощину, шедшую от Рыбчино к хутору Веселому: там был замечен врытый в землю немецкий танк.
В штаб привели женщину. Она – жительница Вершины Каменки, а роди-лась в свое время в Рыбчино. Здесь она жила и при немцах. А сегодня пришла из далека, чтобы увидеть своего мужа, который, оказывается, служил в нашем полку. По телефону я отдал приказание выслать ее мужа из роты в штаб на свидание с женой, а сам разговорился с женщиной о ее житье-бытье при не-мецкой оккупации. Она многое рассказала, а потом заключила: «Я думала раньше, что немцы очень умные, а в действительности мы, бабы, и то их уме-ли дурачить». В подтверждение своего тезиса женщина рассказала о немец-ком коменданте участка, который на задке своей брички приказал написать: «Ариец пан Круль». Этот пан Круль, толстенький мюнхенский пивовар с жирным подбородком, пузатый и низкорослый, любил разъезжать по округе в бричке, запряженной парой гнедых жеребцов. На высокой его фуражке свер-кала металлическая птичка, на серых петлицах мерцали эмалированные пря-моугольники – знаки власти. Круль – ретивый немец, кнутобивец, крикун, старатель за «Великую Германию». Он приказал засеять поле пшеницей и дать высокий урожай. Рыбчинские женщины, Новгородского района, Кирово-градской области, организовали пану Крулю неурожай: они подвесили на се-ялки тяжелые гири и заделали зерно на столь большую глубину, что редко ка-кое взошло. Зерно попарилось в земле, и «Великая Германия» не получила пшеницы с рыбчинских полей…
… Ночью стало известно, что войска Третьего Украинского фронта в те-чение 8 февраля овладели Никополем, а 4-й Украинский фронт ликвидировал левобережный плацдарм немцев юго-восточнее Никополя.
Всю ночь под 11 февраля провел в траншее. Мы рыли ее под огнем не-мецких пулеметов. У нас не хватало солдат, чтобы рыть трехкилометровую траншею. За лопату взялись все офицеры. В первом часу ночи особенно злобная пулеметная очередь прошлась по нашему колену траншеи. Буквально у самых моих глаз мелькнули огненные искры и я видел, как исчезли они на груди моего товарища, старшего лейтенанта Соколова. Он слабо вскрикнул и медленно опустился на дно траншеи. Я бросился к нему, но все уже было кончено: разрывные пули сделали свое дело. А как жаль Соколова! Тихий, безответный человек. Всему полку и даже дивизии запомнился он шагающим в рядах, как солдат, с винтовкой «на ремень», с котелком на боку, с патрона-ми в котелке. Так прошагал он с полком сотни километров и был в шутку прозван «человеком с ружьем». Вместе со мной под ураганным немецким ог-нем он форсировал Днепр в ночь под 6 октября 1943 года, перенес нечелове-ческое напряжение в многодневных боях с немцами на правобережном плац-дарме, и теперь с лопатой в руках погиб в дождливую ночь в траншее на средней линии между Кировоградом и Кривым Рогом, погиб в мятежную ночь, полную огня и свиста пуль. Навсегда закрылся его рот с блестками ме-таллических зубов, закрылись косматобровые глаза, поникла усталая пятиде-сятилетняя голова на усталую, пробитую пулями грудь. Как можно было по-думать, что человек, прошедший с ружьем всю страну, должен умереть на юго-западных скатах высоты 175.3?!
Днем тело Соколова мы погребли на дивизионном кладбище в Ново Анд-реевке. Прощай, мой боевой друг! Может быть, суждено будет моим запис-кам выйти в свет, и строки, написанные о тебе, будут прочтены многими, кто знал тебя в дивизии, будут прочитаны твоими родными в Воронеже. Все по-мянут тебя добрым словом и обнажат голову перед памятью твоей. А пока над всеми нами веет смерть, и кто знает, пощадит она нас или коснется наших уст своим поцелуем небытия…
… Севернее Звенигородка и Шпола наши войска продолжали бои по уничтожению окруженной немецкой группировки из 8-ми пехотных дивизий, одной 213-й охранной дивизии, танковой дивизии СС «Викинг» и мотобрига-ды СС «Валония». Общее число окруженных войск достигает 70 тысяч чело-век. Немцы обороняются яростно, но ничто теперь не спасет их от разгрома. Здесь, в районе Корсунь-шевченковский, немцы получат новый Сталинград.
12 февраля немцы совершили несколько артиллерийских налетов на Рыб-чино. Один из снарядов влетел в окно нашей хаты, разметал со стола бумаги, пробил противоположную стену и разорвался в соседском дворе, убив двух девушек-санитарок и одного бойца.
В ночь я ушел на НП. Сыро, холодно и туманно. Без конца загорались зарницы артиллерийских огней, дрожали в небе разноцветные огни ракет, свистели над курганом пули.
На нашем участке немец ежедневно стрелял разрывными пулями. В ночи создавалось впечатление, что огненные струи, цепляясь за полыни и черно-быльники, за неубранные подсолнечные стебли, раскалывались на мелкие звездчатые брызги, цвели невиданными пламенными цветами, источавшими вместо аромата оглушительный треск.
Вечером 13 февраля узнал, что 1-й Украинский фронт овладел Шепетов-кой. Наши дивизии близки к Западным границам нашей Родины. Пусть об этом подумают в Англии, не спешащей с открытием второго фронта. В той стране, как сообщило ТАСС 7 февраля, препятствуют распространению со-ветских кинофильмов о победах Красной Армии. Там боятся многие наших побед. Это является одной из причин затяжки с открытием второго фронта. Но именно наши победы заставят и твердолобых поспешить со вторым фрон-том. Они, конечно, прочитали американскую газету «Крисчен сайнс мони-тор», которая написала знаменательную фразу: «Может быть грядущая эпоха будет русским веком…»
Наша Красная Армия кует этот век. Войска Ленинградского фронта взяли сегодня Лугу, Гдов, Комаровск, освободили более 800 других населенных пунктов.
… 17 февраля 1944 года покончено с Корсунь-шевченковской группиров-кой окруженных немецких войск. На поле боя остались 52 тысячи немецких трупов и 11 тысяч немцев сдались в плен. В селе Джурженцы обнаружен труп генерал-лейтенанта Штеммермана, отклонившего 8 февраля ультиматум со-ветского командования о капитуляции. Штеммерман поверил Гитлеру, что тот его выручит. И вот он, гитлеровский генерал Штеммерман, мертв. Пожи-лой человек с седоватым бобриком волос, с истощенным лицом и тонкими иезуитскими губами, с костлявыми цепкими пальцами на тонких аристокра-тических руках, лежал в снегу освобожденных от фашистов украинских по-лей. Он не вырвался из окружения, не дождался помощи от «фюрера». Какой прекрасный итог, какая классическая операция. Войска 2-го Украинского и 1-го Украинского фронтов 2-го февраля начали наступление из района севернее Кировограда в западном направлении и из района юго-восточнее Белая Цер-ковь в восточном направлении, прорвали сильно укрепленную оборону нем-цев и смелым искусным маневром окружили крупную немецкую группировку войск севернее линии Звенигородка–Шпола. Но под Корсунь-шевченковским оказалась обстановка иная, чем под Сталинградом. Немцы имели две сильные танковые группы: одна в районе Умани, другая – севернее Кировограда. По-этому здесь нельзя было повторить сталинградскую операцию (прорыв на флангах, окружение по сходящимся направлениям, одновременное наступле-ние частью сил на запад, чтобы максимально расширить внешнее кольцо ок-ружения и громить резервы противника), надо было применить оригинальный план. И он был применен. Здесь не только заботились об окружении немцев, но и о быстром создании прочного внешнего фронта обороны. Огульное движение на запад здесь исключалось.
Результат оказался изумительным. Ведь с 5 по 18 февраля на помощь ок-руженной немецкой группировке, как и предполагал руководитель операции генерал армии Конев, рвались из районов западнее и юго-западнее Звениго-родки 8 немецких танковых дивизий с «Тиграми», «Пантерами» и самоход-ными пушками «Фердинанд», рвались несколько пехотных дивизий, поддер-жанных 600 бомбардировщиков и истребителей. Этот бешеный натиск из района южнее Звенигородка разбился о прочный внешний фронт обороны советских войск. Потеряв 20000 солдат, немцы так и не пробились на выруч-ку Штеммермана. Об ожесточенности боев и о состоянии немецкой психики под воздействием наших орудий можно судить не только по трупам и разби-той немецкой технике, усеявшей поля боев, но и по показаниям пленных. Они показывали, что за последние 3–4 дня перед капитуляцией среди солдат и офицеров наблюдались массовые случаи самоубийства. Раненые, по приказу немецкого командования, умерщвлялись. Таков скорпионий характер немец-ких фашистов!
19 февраля 1944 года освобождена от немцев Старая Русса.
Генерал Эйзенхауэр награжден орденом Суворова I-й степени.
Сегодня, 20 февраля, объявлен по радио Указ Президиума Верховного Со-вета СССР о присвоении генералу армии Коневу И. С. военного звания Мар-шала Советского Союза.
22 февраля на НП прибыл ко мне командир 3-го дивизиона 9 артиллерий-ского полка капитан Чешский. Мы решили побеспокоить немцев огоньком, но в поле висел такой туман, летали снежинки, что пришлось от своего реше-ния отказаться: снаряды у нас строго лимитированы, и пулять их, не видя це-лей, нельзя. В ожидании, что ветер разгонит туман, мы читали в блиндаже «Первую девушку» Богданова. Неуютно у нас, холодно, грустно. Только на фронте весело: наши войска ворвались на окраину Кривого Рога. Третий Ук-раинский фронт действует.
Вечером 23 февраля приняли известие о взятии Красной Армией Кривого Рога, а также получили текст Приказа Верховного Главнокомандующего № 16, посвященного 26-й годовщине Красной Армии. В приказе отмечено, что Красная Армия успешно провела зимнюю компанию 1942–43 года, выиграла летние сражения 1943 года и развернула победоносное зимнее наступление 1943–44 года. В боях пройдено на Запад местами до 1700 километров, очи-щено от врага ; захваченной им советской земли. Красная Армия ликвиди-ровала мощную оборону немцев на всем протяжении Днепра от Жлобина до Херсона, советские воины завершают очищение Ленинградской и Калинин-ской областей и вступили на землю советской Эстонии. Развернулось массо-вое изгнание оккупантов из Советской Белоруссии. За три месяца зимней компании 1943–44 года освобождено от немцев 13000 населенных пунктов, в том числе 82 города и 320 железнодорожных станций. Теперь уже всем, должно быть, ясно, что гитлеровская Германия неудержимо движется к ката-строфе… Если Советский Союз один на один… нанес немецко-фашистским войскам решающие поражения, то тем более будет безнадежным положение гитлеровской Германии, когда вступят в действие главные силы наших союз-ников… Немецко-фашистские разбойники мечутся теперь в поисках путей спасения от катастрофы. Они снова ухватились за «тотальную» мобилиза-цию… Гитлеровские дипломаты носятся по нейтральным странам, намекая на возможность сепаратного мира с нами или с нашими союзниками… Близится час окончательной расплаты за все злодеяния гитлеровцев на советской земле и в оккупированной Европе…
Отметив героическую роль рабочих, колхозников и советской интелли-генции в наших победах, Сталин выразил уверенность, что создание новых войсковых формирований в союзных республиках…еще более укрепит Крас-ную Армию… Товарищ Сталин снова предупредил весь наш народ и Армию, что враг еще не разбит, что нам не надо самоуспокаиваться: нужно напря-женным усилием подвести противника к пропасти и столкнуть его туда. Долг Красной Армии – каждый день поднимать выше свое военное искусство, не-престанно и тщательно изучать тактику врага, разгадывать его коварные уловки, противопоставлять вражеской тактике нашу более совершенную так-тику, использовать боевой опыт передовых частей Красной Армии и бить врага по всем правилам современной военной науки.
Приказ ясен. В этом году союзники откроют второй фронт. Но пока мы должны надеяться на свои силы. Ведь соображения естественно-природных условий не будут отброшены нашими союзниками, а это значит, что высадку войск на французское побережье англичане и американцы не произведут раньше лета текущего, 1944 года. Ну, теперь осталось не долго. Дотянем.
24 февраля. Холодно, мглисто. Войска Ленинградского фронта заняли станцию Дно и Струги Красные (севернее Пскова), Первый Белорусский фронт овладел городом Рогачев. Ночью под 25-е начались пожары в районе Новгородки, что послужило сигналом к началу боя: немец привык перед сво-им отступлением сжигать села, а мы не могли дать ему спокойно отступать. Бои затянулись на несколько дней. Появилась немецкая авиация. Партиями по сорок самолетов она методически клевала наш передний край, особенно активно бомбардируя район Тарасовки (западнее нас, ближе к Кировограду). Немцы, напуганные наступлением наших войск на других участках, вероятно, приняли нашу демонстрацию за начало нового наступления и потому злобст-вовали здесь с такой активностью. В течение ночи под 29-е мы отразили три немецких контратак и овладели первой линией немецких траншей. Подсчита-но до сотни немецких трупов. Среди убитых обнаружено несколько солдат из армии изменника Власова. В карманах одного из них изъята газета «Новий час» (издание Вознесенського окружного комiсара) за 26 февраля 1944 года или, как написано в подзаголовке газеты, № 16(222) от 26 лютого 1944 року. Вранья в этой газетке, редактируемой неким А. Козловским, весьма много. Но ожидать правды от немецкого прихвостня и не приходится. Да и сама ре-дакция откровенно предупреждала своих читателей об этом. В подзаголовке газеты так и написано, что «Редакция сохраняет за собою право выправлять рукописи». Ну и выправляют, как немцам нравится. Например, в отделе « Го-ловна квартира фюрера» сообщено, что «В Кривому Розi нашi вiйська ведуть тяжкi вуличнi боi з ворожими силами, якi прорвалися. Бiля Звенигородки, на схiд вiд Жашкова, на пiвдень вiд Березини i на пiвнiчний схiд вiд Рогачева ворожi наступи були вiдбитi, при чому ворог повiс кривавi втрати, мiсцевi вклинення були лiквiдованi або iзольованi. Також i на пiвнiч вiд Великих Лук совети вели безуспiшнi наступи…» Несколько строк взято мною, но и в них целый ворох немецкой брехни. Ведь фактически в районе Шпола-Звенигородка немецкие дивизии кончили свое существование под ударами Красной Армии еще 17 февраля, Кривой Рог взят 23 февраля, Рогачев – 24 февраля, а немцы продолжают дудеть в своей газетке на украинском языка, что атаки советов отбиты. А врать им приходится не от хорошей жизни.
На первой же страницы газеты «Новый час» опубликована поздравитель-ная телеграмма Гитлера маньчжурскому царевичу.
«Привiт фюрера цiсаревi манджурii.
З Головноi квартири фюрера. Фюрер передал телеграмою в сердечних словах побажання щастя цiсаревi Манджурii знагоди рiчницi з дня його на-роддення».
Обреченный поздравил обреченного. Кто из них кого переживет и на-сколько?
Газетка пыталась поговорить и о вопросах большой политики. С этой це-лью она опубликовала большую статью без подписи, озаглавленную «Наша вiдповiдь». В этой статье взята под обстрел советская демократия и послед-ние правительственные и конституционные мероприятия СССР. Газета назва-ла «новым трюком» такие мероприятия в СССР, как введение офицерских званий, установление орденов Суворова, Александра Невского и Кутузова, реабилитации церкви, роспуск Коминтерна и замена государственного гимна «Интернационал» другим Гимном, изменения в Конституции – расширение прав Союзных Республик (создание там наркоминделов и наркоматов оборо-ны, создание национальных воинских формирований).
Не в силах опровергнуть неприятные для немцев факты, газетка попыта-лась своеобразно объяснить их, чтобы тем самым и очернить всемирно-историческое значение мероприятий Советской страны, припугнуть и наших союзников. Она взялась за отыскание причин демократизации нашего строя, и указала их три: 1. Демократизация в СССР есть развитие основной страте-гии большевиков, рассчитанной на мировую революцию: за демократически-ми формами будет замаскирована диктатура, и народы Европы соблазнятся «добровiльно вступить до СССР». 2. Дав самостоятельность в международ-ных делах своим 16 Союзным республикам, СССР увеличит свой междуна-родный вес в 16 раз. 3. Сталина упросили из Лондона и Вашингтона немного побелеть хотя бы на время войны, т. к. неудобно красным советам воевать рука об руку с капиталистическими Англией и Америкой против Германии.
Свою «Вiдповiдь» газетная статья закончила выводом, «что вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче».
Неучам и провокаторам из легиона немецкой пропаганды пора бы знать слова Сталина, произнесенные на весь мир, что «Революция не относится к числу экспортных категорий», и запугивать ею немцам некого. Времена стали другими, и на этом жупеле немцам не удастся выиграть чего-либо, чтобы ос-лабить влияние Советского Союза, как ведущей силы свободолюбивых на-ций, поднявшихся на борьбу с фашизмом.
Об увеличении международного веса Советского Союза в 16 раз немцы закричали с перепугу. Во-первых, законы политики не совпадают с законами арифметики: Германия, подчинив себе всю Европу, оказалась все же изоли-рованной в международном смысле, а Советский Союз, опираясь на добро-вольное объединение Республик, даже в тяжелые дни сталинградских боев не только продолжал быть центром мирового внимания и надежд свободолюби-вых народов, но и оставался Советским Союзом: ни одна из Республик ему не изменила. Значит, вес нашего Советского Союза не в том, в чем хотят его представить немцы, не в числе «16», а в монолитном союзе наших народов, крепости которого может позавидовать любое национальное государство. И не в расчете на чужой пирог получили наши Республики расширение своих прав. Нет, во-первых, наша Конституция предусматривала возможность такой демократизации. Во-вторых, создание войсковых формирований в союзных республиках и предоставление Союзным Республикам права внешних дипло-матических взаимоотношений с другими странами было подготовлено имен-но боевым содружеством народов СССР в отечественной войне и всей исто-рией нашего государства.
По третьему вопросу надо сказать, что Сталину вовсе нечего было «бе-леть» для успешного создания антигитлеровской коалиции государств. В ос-нове этой коалиции лежат длительные насущные интересы свободолюбивых стран, а стратегия большевизма никогда не исключала военного союза наше-го государства с одним или группой капиталистических государств против одной или группы наиболее реакционных империалистических стран. Занос-чивым немецким писакам и их украинским прихвостням не мешало бы знать конкретное на этот счет и очень давно уже высказанное мнение самим Лени-ным. Да и Сталин эту мысль неоднократно подчеркивал как в довоенных и в период войны сделанных выступлениях. Невежество и провокаторское усер-дие, с которым редакция «Нового часа» писала приведенную нами статью, за-вершились достойным автора-провокатора неумным воплем: «а вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче». Да, господа, мы хочем жить за Моск-ву и за Сталина. А вы приготовьтесь умереть за свой трижды проклятый Бер-лин. Туда ведут все дороги наших наступающих полков и дивизий.
… 29 февраля стало тепло, поплыл над полями косматый туман. Снег рас-таял и под ногами чавкала грязь. На ходу мы завтракали, на ходу читали газе-ты (27-го освобожден город Порхов, славившийся немецкими лагерями, в ко-торых уничтожались тысячи пленных красноармейцев): мы готовились к лю-бым неожиданностям, производили перегруппировку сил. Ночью немцы жес-токо атаковали нашего правого соседа – 36-ю СД, днем они могли броситься на нас. Всю ночь под 1-е марта я провел на НП, где караулил каждый шаг немцев, а утром вышел на рекогносцировку соседнего (левого) участка мест-ности, который нам подлежало в дальнейшем включить в границы своей обо-роны. Путь сюда лежал по Кировоградскому грейдеру до мостика, что южнее Николаевки. От мостика мы с ординарцем повернули на юг и пошли по балке. Было тепло, журчали ручьи. Над нашими головами шуршали крупнокалибер-ные снаряды: наши и немецкие дальнобойные батареи вели огневую дуэль.
По талому, пожелтевшему снегу тянулся рыжий