60-летний юбилей театра прошел очень скромно. Из юбиляров была одна Ольга Леонардовна и очень немногие из технического состава. Фаина Васильевна Шевченко к этому времени в театре уже не появлялась — она ушла, вернее, «ее ушли» на пенсию.
Ольга Леонардовна, уже очень постаревшая и слабая, вручала «Чайки» Борису Александровичу Петрову, Вишневскому — сыну и очередным — «внутренним» юбилярам театра.
Я хорошо помню последний спектакль Ольги Леонардовны. Это было «Воскресение». Вместо Василия Ивановича Качалова от автора был Массальский, Нехлюдова еще играл Ершов. (Было это после 50-летия Художественного театра, дату я забыла.) Тогда мы — Ершов, Массальский и я — долго уговаривали Ольгу Леонардовну сыграть графиню Чарскую. Она категорически отказывалась, ссылаясь на то, что забудет текст, что походка уже не та, и еще много было аргументов, но мы победили.
В день спектакля приехали в театр до начала второго действия. За кулисами женской половины говорили тихо, никто не входил в гримерную Ольги Леонардовны, Она была очень взволнована.
В тот вечер я играла Марьет. Войдя к Ольге Леонардовне, чтобы проводить ее за кулисы, я увидела, что она почти без грима, даже без «тона». На мой удивленный взгляд она сказала: «Старое лицо никогда нельзя раскрашивать, довольно парика».
За кулисами в декорации была абсолютная тишина.
…И вот открылся специальный белый занавес, и на огромном голубом диване взорам публики предстала Книппер-Чехова — графиня Чарская. Мы услышали дружные аплодисменты зрительного зала. Сцена прошла замечательно. Совершенный французский язык, свобода и простота, которой отличался высший свет, ее повелительная ласковость… Что говорить, театр давно не видел такой графини Чарской! Уходила она со сцены раньше Ершова и меня, и мы с радостью пережидали длинную паузу, когда в зрительном зале звучали аплодисменты.
Когда после конца картины я, счастливая, постучала к ней, Ольга Леонардовна сидела, откинувшись в кресле, не глядя в зеркало. Она сказала мне: «Ты подумай, не забыли, я не ожидала», — и это совершенно искренне…